— Ну извините, ваше высочество! — дёргаю из рук пакеты. — В щечку мы не привыкшие, гусары как-то больше взасос…

Нечаянно наступаю ей на ногу.

— Гад… — цедит она. — Специально же!

— Весь день мечтал тебе на ногу наступить! — фыркаю я.

Идём рядом к машине, перестреливаясь угрожающими косыми взглядами, но, сука, улыбаемся!

Открываю ей дверь.

— Руку подай! — закатывает глаза.

— Нищим духом не подаю!

Хлопаю дверцей. Обхожу, сажусь рядом.

Ольга Валерьевна, поджав губы, стучит пальцами по рулю.

— Чо — плохо, да? — скашиваю на неё глаза.

— Дубль два, дети.

— В смысле?!

— Возвращаетесь на крыльцо и делаете всë заново, второй раз.

— Оооо… — раздражённо и мучительно стонем мы.

— Вперёд!

От поцелуев в щеку, щеки мои стёрлись, иначе чего бы им так гореть?

Мы едем на заднем сиденье, между нами бумажные пакеты и чувства. Очень сильные чувства! Чувство бешенства, например, самое сильное. И оно так странно бродит по моим внутренностям, что я не совсем уже уверена, что это именно оно.

— Мам, включи кондиционер. Жарко.

Подставляю лицо под прохладные волны воздуха. Оо… Губы расплываются в довольной улыбке. Достаю журнальчик по парфюму с пробниками.

Гад улыбается в свой телефон, пишет голосовые. Намурлыкивает там что-то… Но играет музыка, и я не могу разобрать — что именно он тихонечко говорит в микрофон. Телкам своим, наверное… Желудок сжимается, вызывая изжогу на его шлюханские мурлыкания.

Мне неприятно это. Настолько, что меня этим чувством можно пытать.

Снова злюсь… И на него? и на себя. Почему мне не плевать?

Надо как-то абстрагироваться.

Я сама по себе, он сам по себе.

Пытаюсь включить адекват. Ладно. Ну, хватит, в самом деле, грызться. Ничего прям эдакого он не делает. К тому же до сих пор не слил отцу видео.

— «В клуб не обещаю, но кофе попьём…», — пока переключается трек слышу я его голосовое.

Кстати!!

— Мам? Всë в силе?

— Ясь… — на светофоре ловит мама мой взгляд в зеркало. — Ты только не расстраивайся, хорошо?

— В смысле?! — замираю я, не дыша.

— Борис отменил вам все мероприятия, пока рейтинг не выйдет на более крепкую позицию.

— Аааа!! Это из-за тебя всë! — яростно луплю гада журналом. — Из-за тебя!!

Выставляя предплечья, отбивается.

— Чокнутая!

Вырывает у меня журнал и, заломив руки, заваливает головой к себе на колени.

Держит так, что не дёрнуться.

И я, сдаваясь, просто реву. Я никогда не попаду в этот чёртов клу-у-уб!

— Дети?! — нервничает за рулём мама, пытаясь обернуться.

— Всë нормально! — запечатывает мой рот гаденыш. — Братские объятия.

Аккуратно меня отпускает, ловит лицо за подбородок, разворачивает к себе. С тревогой недоверчиво смотрит в глаза.

— Я больно сделал?

Отбиваю его руку, вытирая со щёк слезы.

Отворачиваюсь в окно, прижимаясь к стеклу лбом.

Слов нет просто!

— Ты из-за клуба ревешь, что ли? — надменно.

— Отстань!

Надеваю тёмные очки. В груди всë застывает от обиды.

— Ясь, ну ты умненькая девочка, всë понимаешь, — уговаривает меня мама.

Игнорирую, только неровно дышу от сдерживаемых рыданий.

Очень обидно!

Дома нас встречает папа.

И, словно не замечает меня, зато здоровается за руку с гадом.