Как заслуженная и измученная преследованиями белая ворона, я понимающе кивнул. Теперь я знал, чем Черный отличается от всех остальных.

– Понимаю, – сказал я. – Сам полгода был таким.

– Поэтому мне с тобой легко, – произнес Черный.

Я опять кивнул. Некоторое время мы сидели молча. Взаимопонимание между нами росло, и мы помалкивали, боясь его спугнуть. Не то чтобы я думал, будто Черный во всем прав. Но говорить с ним оказалось не в пример легче, чем со Сфинксом или Горбачом.

– Лорд нездоровый человек, – сказал вдруг Черный, видимо, решив высказать все, что у него наболело. – Пару лет назад пытался покончить с собой. Один раз, другой… Это Сфинкс его довел. Муштровал, как солдата на плацу. Ты вот удивляешься, как он здорово ползает, а видел бы, как Сфинкс его гонял. Шел сзади и наступал на ноги, как только он останавливался. Лорд так и ползал, визжа от злости. Плакал и полз, смотреть было тошно. А Сфинкс шел сзади и наступал на него.

Я даже зажмурился, представив то, о чем он говорил.

– Перестань, Черный, – попросил я. – Как-то это уже слишком!

– Конечно, – согласился Черный. – Лучше не знать. Лучше думать, что он душка. Очень удобно, если не хочешь выделяться.

Я промолчал. Я пытался смириться с образом садиста Сфинкса, со светлой улыбкой на лице топчущего чьи-то ноги. Даже представить такое было сложно. В то же время я понимал, что Черный не врет. И переварить это противоречие был просто не в состоянии.

– Извини, Черный, – сказал я наконец. – Не хотел тебя обрывать. Наверное, мне действительно надо знать такие вещи, чтобы лучше… разбираться, что к чему. Только нужно время, чтобы привыкнуть. К такой информации.

– Я не обиделся, – ответил Черный. – И не для того тебе все это рассказал, чтоб ты от Сфинкса шарахался. Я о другом. Лорд – псих. Больной псих. Отчасти всегда им был. Отчасти Сфинкс постарался. Его надо лечить. И когда Сфинкс закатывает мне истерику из-за того, что я, видите ли, повел себя с Лордом подло, меня просто смех разбирает. Но когда шесть человек, на глазах у которых происходило то, о чем я тебе рассказал – когда эти шестеро с ним соглашаются, мне уже не смешно. Понимаешь?

– Да.

Черный достал еще сигарету:

– Хочется, чтобы хоть кто-то в этом зоопарке меня понял. Хоть кто-то.

Он закурил. Руки с ободранными костяшками пальцев дрожали, и сигарета никак не попадала на пламя зажигалки.

Я сидел, оглушенный, разрываясь между жалостью и злостью. Я его понимал. Даже слишком хорошо. Но не хотел понимать. Это означало опять стать белой вороной. На сей раз в паре с Черным. А мне так хотелось быть полноценным членом стаи. Быть с ними, одним из них…

– Я понял тебя, Черный. Правда. Извини, если по мне этого не видно.

– Это ты меня извини. Не стоило, наверное, вот так сразу все на тебя вываливать.

Но он обрадовался, я это видел. И понял, что пропал. Хода назад больше не было. Я выбрал Черного.

Пока я пытался уговорить себя, что не так все страшно, Черный докурил, бросил окурок за диван и поднялся, стараясь не опираться на больную ногу.

– Поехали, – сказал он. – Теперь точно до темноты не успеем. – Розового зайца он спрятал в карман.