Брэнда покачала головой.

— На конвертах стоял штамп одного из почтовых отделений Нью-Йорка. И больше ничего.

— Как по-вашему, Хорас знает, где она живет?

— Вряд ли его это интересует. Во всяком случае, за последние двадцать лет он даже имени ее ни разу не упомянул.

— Уточним: в вашем присутствии.

Брэнда согласно кивнула:

— Что ж, можно и так сказать.

— А может, тот тип, который вам звонил, имел в виду совсем другого человека? — предположил Майрон. — У вас мачехи, случайно, нет? Неужели все эти годы ваш отец продолжал жить в одиночестве, ни на ком не женился и ни с кем не сожительствовал?

— Вот именно. Лично я за прошедшие двадцать лет ни разу не видела его с женщиной.

В салоне машины снова установилось молчание.

— Интересно, кому могло прийти в голову спрашивать вас о матери после столь долгого ее отсутствия?

— Не знаю.

— А какие-нибудь мысли по этому поводу есть?

— Никаких. В течение последних двадцати лет она была для меня призраком. — Брэнда ткнула пальцем в ветровое стекло. — Поверните здесь налево.

— Не будете возражать, если я вставлю в ваш телефон «жучок»? На тот случай, если этот человек или люди снова позвонят?

Она покачала головой.

Майрон свернул в указанном направлении.

— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Хорасом, — попросил он.

— Не стану.

— Только не подумайте, что я пытаюсь совать нос в ваши дела…

— Все это не так важно, как вам кажется, Майрон. Независимо от того, люблю я его или ненавижу, вам все равно придется его найти.

— Насколько я знаю, у вас имеется постановление суда, запрещающее ему к вам приближаться. Это верно?

Некоторое время она молчала, потом заговорила снова, но не о том, о чем спрашивал ее Майрон.

— Помните, как он вел себя на площадке?

— Как умалишенный. Но лучшего учителя, чем он, у меня, пожалуй, не было.

— И такого настырного и упрямого, не так ли?

— Что верно, то верно, — ответил Майрон. — Он постоянно вдалбливал мне в голову одну простую на первый взгляд мысль: избегать в игре красивости. Между прочим, это давалось мне очень непросто. Как и общение с ним в целом.

— Совершенно верно. А ведь вы были просто знакомый мальчик, который почему-то ему понравился. Теперь представьте, легко ли было мне, его родному ребенку, жить с ним в четырех стенах и ходить в его компании на площадку? Особенно если принять во внимание его сумасшедшую, какую-то болезненную любовь ко мне. Он боялся, что я уйду из дома и брошу его.

— Как мать?

— Да.

— Что ж, — сказал Майрон, — похоже, атмосфера у вас в доме была слегка удушливой.

— Удушающей! Вот какой она была. И не слегка, а по полной программе, — уточнила Брэнда. — Три недели назад наша команда проводила показательную игру в спортивном зале школы «Ист-Ориндж». Надеюсь, знаете, зачем это делается?

— Разумеется…

— Ну так вот: пара старшеклассников из толпы зрителей чересчур возбудились. То ли напились, то ли находились под воздействием наркотиков, то ли просто выпендривались. Точно не знаю. В общем, эти парни вдруг стали выкрикивать в мой адрес различные оскорбления.

— Какого рода?

— Всякие мерзости, ясное дело. Большей частью, по поводу того, что бы они со мной сделали, если бы я оказалась в их власти. И мой отец вскочил с места и бросился на них.