Ее улыбка была довольно ужасна. Она очевидно чувствовала боль, когда улыбалась мене. Может быть ей вообще было больно улыбаться кому-либо. Я ободрил себя этой мыслью.

— Не правда ли довольно странно это, мадам, — сказал я вежливо. — Хотелось бы знать за какое время оно совершает полный круг.

Это тоже являлось частью приготовленного диалога. Это давало ей возможность в виду ее ученого характера сверить часы и прохронометрировать. Так как круглый бар затрачивал пятнадцать минут на один оборот. Мы стали старыми друзьями к тому времени, когда научное изыскание было окончено и перепроверено — стали старыми друзьями — во всяком случае для меня, чтобы купить ей Мартини и впоследствии еще несколько стаканчиков, попросить проявить жалость к одинокому мужчине из Денвера, который ни чего не знает о Новом Орлеане, не знает даже где раздобыть хорошую еду.

Это было довольно хорошее начало для начинающегося романса, и этим мы никого не обманывали. Я надеялся, что она почувствует это. Я надеялся, что у ней достанет чувства разыграть сцену с сигаретой, дав мне шанс разыграть джентльмена со спичками, перед тем как пуститься в игру по серьезному.

Затем я вспомнил, что она не одобряет тех, кто курит. Я заметил, как она собирается пуститься в новую спланированную для нее сцену которая, как я знал, будет так же убедительна, как слово, даваемое школьником, что он не будет вести себя плохо — как я заметил человека, глянувшего на нас от дверей.

Он совсем не прятался от нас. Он просто стоял там и смотрел на нас задумчиво и я уже знал, что это именно "он". Никакого сомнения. Я полагаю, вы бы тоже заметили его, заметили этих тренированных людей, — профессионалов, мужчин, занимавшихся тем же ремеслом, что и вы. Я не хочу сказать, что узнал его лично. Нет, он мне был незнаком. Он отсутствовал и в нашей приоритетной, богатой картотеке. Но это был "наш" человек, он им должен быть. Они совсем не одинаковые. Я не думаю, что их здесь было двое, двое людей такой разновидности, — кроме него и меня, я полагаю.

Это был крупный, среднего возраста мужчина, лысый, с оттопыренными ушами — похожими на симметричные ручки на украшенной орнаментом вазе, только он уж во всяком случае орнамента не имел. У меня создалось почти зрелищное ощущение того зловещего выражение во взгляде, который я позволил себе. Я не осмелился смотреть дольше. Может быть его инстинкты не были так обостренны, как мои. Если это так, то он значит еще не заметил меня, просто обычным рутинным образом бросил на меня взгляд, как если бы он отметил всякого, кто имел бы контакт с его реальным объектом — Оливией Мариасси.

Да, шанс существовал, хоть и не такой хороший, поскольку она не проговорилась безнадежно. Поведение этой леди — интеллектуала граничило с некоторой неуклюжестью, когда она случайно заговорила с незнакомым человеком в баре. Но мы не могли выставлять ему и дальше ее фальшивые улыбки и заученный диалог, иначе он бы понял, что эта встреча спланирована заранее.

— Извините меня, — сказал я обрывисто и направился прочь, когда она начала что-то говорить.