– И вот еще что, Мел. Сиделка считает, что мать изменила свое завещание и оставила все Тео.
– О, боже! Понятно… А Эмма об этом знает?
– Сейчас, наверное, уже да.
– Ей нужны деньги, Софи. – Марк запускает пальцы в свою шевелюру, он бледен, и его тело раскачивается в такт поезду, набирающему скорость.
И меня накрывает новая волна. Ледяного ужаса. Количество черных точек в глазах увеличивается.
– Деньги?
– Да. За несколько недель до того, как появиться в Девоне, она позвонила мне на работу. Это было как гром среди ясного неба. Сказала, что Тео – мой сын, что с наследством у нее какие-то проблемы и что ей необходимо начать всё с чистого листа. Насчет Тео я ей не поверил. А она требовала денег… очень много денег, Софи. И сказала, что, если я не заплачу, она всё расскажет тебе. Я сказал ей, чтобы отвалила, иначе я обращусь в полицию… А потом она неожиданно появилась в деревне.
– Тео – твой сын?
– Не знаю… Я не знаю. Это она так говорит. Но я не знал, что она беременна.
– Ты что, даже не предохранялся? Ты спал с ней без предохранения… – Я так сильно сжимаю кулаки, что ногти врезаются мне глубоко в ладони. – У тебя ребенок от нее.
Внезапно форма вагона меняется, как будто его вытянули в длину, а я, находясь в самой его середине, становлюсь все меньше и меньше.
«У Марка чужой ребенок?»
Я смотрю сначала налево, потом направо.
«У него есть второй ребенок?»
Какое-то время мы сидим в полном молчании, а черные точки продолжают появляться на периферии моего зрения, поэтому, вставая, мне приходится опереться о спинку сиденья, чтобы сохранить равновесие.
– Я хочу, чтобы ты оставил меня прямо сейчас. Я перейду в противоположный конец поезда и буду звонить в полицию.
– Послушай, Софи, я просто пытался выиграть время. Вытащить деньги из дела. Придумать что-то, что пойдет на пользу всем нам…
– На пользу? Отец Небесный, Марк! Она сейчас с… нашим… сыном.
– Мне нужно было время. Я сказал ей об этом. Эмма сказала, что у нее почти закончились деньги. Она уже начинала злиться, но большие деньги из бизнеса не вынуть по мановению волшебной палочки. И она никому не причинит вреда, Софи. Зачем ей это? – Теперь он говорит очень быстро, его рука заведена за голову, а лоб покрывают глубокие морщины. – Она ведь сама – мать. Думаешь, если б я хоть на секунду подумал, что она способна на… я бы не пошел в полицию и не стал что-то делать?
– Бен сказал мне, что она собиралась вести их плавать.
Выражение его лица мгновенно меняется. Он резко бледнеет и смотрит себе под ноги, как будто там можно что-то увидеть.
– Она юлила, запудрила мне мозги, сказала, что всё это недоразумение, но я не знаю теперь, можно ли ей верить. И на что она способна. Боже милостивый, Марк, мне кажется, меня сейчас стошнит…
Я зажимаю рот руками, чтобы сдержать первый позыв. Не отпуская рук, выбираюсь в коридор. Марк поддерживает меня за руку, а я лечу по проходу, сквозь автоматические двери, в туалет. И едва-едва успеваю.
В кабинке меня тошнит сначала в крохотный умывальник из нержавеющей стали. А потом уже в унитаз. На мгновение я замираю, хватая воздух ртом. Убедившись, что позывов больше нет, пытаюсь нажать ногой резиновую кнопку смывателя – но в этот момент поезд дергается, и меня размазывает по двери.