По счастью, остальные фильтрационные лагеря были далеко. Пока чёрные и китайцы туда добирались, их заметили и расстреляли с воздуха, а потом уже выехавшие из лагеря нацгвардейцы добили остальных.
Вот только… обо всём этом узнали газетчики и телевидение. И нет бы промолчать! Не-ет, во всей красе всё показали, во всех подробностях. Опять началось в почти успокоившейся стране. Нужно ехать домой в Алабаму. Нужно поднимать парней. Нужно раз и навсегда избавить страну от черномазых.
Событие двенадцатое
Молчанье – щит от многих бед,А болтовня всегда во вред.Язык у человека мал,А сколько жизней он сломал!
Пётр этого ждал. Кто бы сомневался! Шелепин вышел из больницы и первым делом «пригласил» его к себе. Орать начал прямо с порога. За всё досталось, но больше всего – за Вилли Брандта. Косыгин, конечно, поделился новостями – да и как тут не поделишься? Все ведь видели в Кремле будущего канцлера. Цинев, возможно, даже записал беседу, а на кого этот клон Хрущёва с коварной прошивкой работает – непонятно. На себя? Лавирует? Тяжела она, жизнь КГБшника при таком резком повороте корабля. Того и гляди, смоет за борт – прямо вон на рифы.
– Вы что, не могли посоветоваться, прежде чем в мировую войну нас втравить? – Шелепин встал, добежал до стула, где сидел Тишков и навис над ним со спины, прямо ухо горячим дыханием обдавая.
– Укусить хотите? – не поворачиваясь, как можно более спокойнее, проговорил Штелле.
– Что?.. – развернулся и оббежал стол.
– Я говорю: укусить за ухо хотите? Нацелились прямо на него.
– Ик. Я… ик… я… ик.
Пётр хмыкнул и, привстав, налил стакан воды из графина. Протянул руку к Шелепину, а когда тот почти взял стакан, второй рукой за горло держась, Пётр руку отвёл и сам из стакана отпил. Железный Шурик икнул в очередной раз и побелел. Пётр уже испугался – сейчас в стране только очередной борьбы за власть не хватает! Он подбежал к Шелепину и, набрав в рот воды, прыснул на него.
– Ик. Ты, мать твою, Тишков, совсем с катушек съехал! – но задышал и плюхнулся на стул.
– Александр Николаевич, я ведь не один был, а с Косыгиным. И понятно, что перед тем, как предпринять какие-то шаги, Алексей Николаевич соберёт Политбюро – а раз вы вышли из больницы, то теперь вы соберёте. Только не надо этого делать сейчас! Пусть эта груша, которая ФРГ, сначала созреет и сама упадёт нам в руки. В этом деле даже третий, который в курсе плана, будет лишним. Вы, надеюсь, ни с кем «обсудить» этот вопрос не успели? Если успели – то давайте этого человека сюда срочно, и будем вместе его уговаривать молчать, как рыба об лёд.
Шелепин вытер рукавом красивого, серого с отливом пиджака от Дольче мокрое от слюней и воды лицо и, тяжело вздохнув, сник как-то.
– Гречко.
– Александр Николаевич!!! Этого срочно сюда! Он ведь уже всему Генштабу наверняка растрепал! Они там уже танки к границе двинули. Вот какого чёрта?! Не могли ещё недельку поболеть! «Ссука», – не сказал последнее.
– Вадик, – Тишков, дохромав и чуть не свалившись по дороге без костыля, выглянул в приёмную, – срочно сюда вызывай Гречко, где бы ни был!