– Так-кх. Ты останови, Петро – сто метров и сам пройду. Не совсем ведь овощ, как Никитка.

– Вот у той скамеечки и встанете, – Пётр чуть развернул коляску, чтобы подъехать к красивой лавочке чугунного литья. Модель у Касли позаимствовали, а ЛМЦ Богословского завода изготовил сотню штук и подарил городу. И дерево сиденья красивое, это уже от ИТК привет.

– Итит твою! – парочка миновала техникум и вышла на огромную площадь, окружённую с северной стороны тремя полукруглыми зданиями. Точно как в Ленинграде на Дворцовой. Ну, коней не хватает, и не торчит ангел на высоченной колонне. «Зимний» поделён пополам и раздвинут, а вниз к Турье спускаются эстакадами клумбы и фонтаны Бульвара Мира. Вместо ангела на высоком постаменте скучает памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ульянову-Ленину.

– Брусчатку в этом году положили, до того асфальт был. Не тот эффект. Нанял я итальянских мастеров, и они вот сбацали. В СССР не нашлось специалистов – так я этих всех перекупил ещё на год, и три школы открыл. Пусть умение передают.

– Кругами выложили. Красиво… Правда, как в Ленинграде. Да лучше даже, вон простор какой. Хороший аркх-хитектор был, не замкнул площадь Зимним. Понял ошибку предшественников.

– Наверное, ленинградцы в войну строили эвакуированные. Летом, как в Алма-Ате, кадки с цветущими розами вон по бульвару выставляют, и здесь, по улице Ленина. Красиво, наверное. Три года летом не был.

– Петро, там начальников этих у памятника убрать можно? Не кх-хочу ни с кем общаться, – пробурчал Брежнев, отвлекаясь от красот бульвара.

– Там тот самый Ельцин, о котором я вам рассказывал, тоже стоит.

– Да ну! Тогда пойдём, охота в хлаза посмотреть засранцу.

– Леонид Ильич, он ведь пока не сделал ничего плохого. Наоборот, вон какой красавец город строит. Романов нарадоваться не может, не руководитель – бульдозер! По двадцать часов в день работает. И пить бросил, теннисную секцию в Краснотурьинске организовал. На всё времени хватает. Просто был не на своём месте.

– Это шо же, и плюнуть в его зенки нельзя? – изобразил огорчение почётный член ЦК КПСС.

– Плюнуть – можно, только ведь он не поймёт, за что, – мотнул головой, пряча улыбку, Тишков.

– Ладно, пойдём хоть посмотрим на царя Бориса.

Медленным шагом больного человека, опираясь на руку Петра, Брежнев двинулся через площадь.

– Смотри, а тут уж очень ровно камни лежат, – указал он под ноги.

– Конечно. Борис Николаевич не дурак оказался. Не принял у макаронников, заставил переделывать. «Тут, – говорит, – мамаши наши с колясками гуляют. Ребёночка растрясём, разбудим. Перекладывайте, чтобы как автобан было».

– Точно. Помню, как в Кх-хремль-то въезжать – вечно на брусчатке трясёт. Можно, оказывается, без тряски.

– А мы вот весной дадим команду ученикам итальянских каменщиков – пускай посмотрят и исправят. Будет им экзамен.

– Правильно. Ну, показывай, который тут царь Борис?

– Вот если бы экзамены сдавать на Луне!

– Зачем?

– А там все предметы в шесть раз легче…

Пётр Тишков сидел на скамейке у себя на даче в Переделкино и слушал на смартфоне «Свияга» аудиокнигу. Братья Стругацкие написали про попаданцев в Великую Отечественную. Понятно, что наши победят – но сюжет был интересный, да и авторы словом владели преизрядно. Не скучно, и переживаешь даже за главного героя и людей, вместе с ним заброшенных. То в одну передрягу попадут, то в другую.