— Тогда вы знаете все о дальнейшей судьбе восточных земель. Это наше жизненное пространство.

— Фюрер изложил в своем труде все задачи движения, — присоединился к разговору Мансфельд. — Вырождающаяся латинская раса тоже не избегнет организующего начала. Уверен, господа, что исконно германские земли, в том числе Франкония, Бургундия и Лангедок, будут присоединены к тысячелетнему рейху. Тогда вы сможете беспрепятственно перекопать всю эту гору, господин профессор.

— Хорошо бы! — Ран натянуто рассмеялся. — Во Франции у меня имеются особые интересы. Вы, наверное, знаете про наследников монсегюрских видамов, доктор Кранц? Я давно мечтаю ознакомиться с их эпистолярным наследием.

— Вот как? — археолог внимательно посмотрел на него. — Вам что-нибудь известно об этих людях?

— Пока немногое, но я слышал, что где-то в Нормандии обретается одна весьма примечательная личность — некто Савиньи, выпускник Сорбонны и знаток восточных языков. Если бы удалось разыскать этого господина…

— Откуда вы узнали про Савиньи?! — настороженно осведомился Кранц, отбросив в сторону обломанную рукоятку меча. Разговор приобретал опасный характер: Савиньи был агентом СД и выполнял секретную миссию.

— О, у меня свои источники информации, — самодовольно ухмыльнулся Ран. — Каждый, кто проявляет интерес к наследству катаров, рано или поздно оказывается в моей картотеке. Кстати, этот Савиньи русский, по крайней мере наполовину.

Не исключено, что это были последние слова Отто Рана. После широко разрекламированной поездки по Лангедоку, закончившейся сенсационными находками в пещерах, профессор неожиданно исчез. Из Франции отбыл, а в Германию не вернулся.

Выпущенная перед самым отъездом его вторая книга «Люциферов двор Европы» привлекла всеобщее внимание уже своим заголовком. Возможно, именно это и не понравилось фашистским главарям, усмотревшим здесь прозрачный намек. Однако, скорее всего, сам автор допустил неизвестную нам промашку. Во всяком случае, с ним произошло то, что в те -годы именовали «странной историей», хотя ничего особенно странного в ней не было, скорее наоборот.

В печати об исчезновении незадачливого вояжера сообщили как-то вскользь. Хоть и прошел слух о том, что автор «Люциферова двора Европы» сидит в концлагере, немцам, а французам тем паче, было не до него. Надвигались куда более значительные события: аншлюс Австрии, Судеты, мюнхенская капитуляция.

Уже после войны некто Сен-Лоу, написавший брошюру «Новые катары Монсегюра», справился начет Рана у властей ФРГ и получил любопытный ответ:

— Согласно документации СС, Ран покончил жизнь самоубийством, приняв соединение циана на горе Куфштейн.

— Причина? — спросил Сен-Лоу.

— «На политико-мистической почве», — процитировал эсэсовский диагноз чиновник юстиции.

История монсегюрских спекуляций в третьем рейхе, однако, с исчезновением Рана не закончилась.

В июне 1943 года, когда, казалось бы, «нибелунгам» следовало думать совсем о других вещах, в Монсегюр прибыла комплексная научная экспедиция, в которую входили известные немецкие историки, этнологи, геологи, специалисты по исследованию пещер.