— Ну? Так как она его убила?

Ибрагим обернулся, поглядел на двух серьёзного вида милиционеров в новёхонькой форме. Один был в звании старшего милиционера, он стоял, привалившись к косяку, а второй, старшина, вальяжно развалился на подлокотник кожаного дивана, покачивая шикарным хромовым сапогом, оба недобрыми взглядами смотрели на шофёра.

Вид этих людей был настолько серьёзен, что Ибрагим забыл, о чем его спрашивал товарищ в сером, и тому пришлось повторить вопрос:

— Товарищ Ибрагим, ответьте, как эта женщина убила нашего товарища?

— Как убила, как убила, — пытался сосредоточиться шофёр, — а так убила, товарищ Пильтус, прежде чем баб… — он замялся.

— Использовать, — предложил термин товарищ за столом.

— Ага-ага, пользовать бабу, он говорит: «Брей их Ибрагимка, совсем брей!» Не любил он волосы… когда они, волосы, на бабах. Даже когда совсем их мала-мала.

— Так, и что дальше?

— Я пошёл воду в таз налить, и бритва, мала-мала точить. Пока верёвку найди, пока ножни найди, иду в комнату, а он всё. Дохлый. Валяется на полу, язык выпал, тоже на полу рядом валяется, а шалава стоит рядом голая и пистолет у ней в руке, на меня смотрит. Я думаю, зачем мне тут быть, пойду, думаю, вам скажу. И пошёл.

— И выстрелов ты не слыхал?

— Не-е, тихо было, только говорили они и всё. Она даже не орала, все бабы орали, а эта нет. Тихая она, паскуда.

— А почему она тебя не убила?

— А не знаю, я гос… товарищ… да кто их шалав знает, что там у них в бошках, не убила, и всё.

— Патроны у неё закончились, — догадался товарищ в сером, — а ты, Ибрагим, обгадился и сбежал. И очень нас этим разочаровал. Вот если бы ты её приволок к нам, то…

— Товарищ, э-э… — чуть не захныкал Ибрагим, — как мне знать, что у неё патроны кончились. Проверять такое кому нравится? А?

— Как её звали, хоть, помнишь?

— Помню-помню, товарищ Пильтус звал её Рахиля.

— Она что ли из ваших, из татар?

— Не-е, из жидов она.

— Так значит не Рахиля она, а Рейчел?

— Не-е. Не так он её звал.

— Рашель, Ракель?

— Ракель, Ракель! — обрадовался Ибрагим. — Точно и по отцу он её звал, по Шамилю. Рахиля дочь Шамиля.

— Ракель Самуиловна? — догадался товарищ за столом.

— Точно, точно он так её и звал, — Ибрагим даже вскочил от радости, и милиционер, тот, что стоял у двери, подошёл и положил ему тяжёлую руку на плечо, шофёр послушно сел на место. — Точно так и звал её.

— А фамилию её знаешь?

— Нет, — Ибрагим вздохнул, — по фамилии он её не звал.

— А лет ей сколько?

— Не могу сказать, молодая она. Сиськи у ней молодые, не висят ещё, а поглядишь так и не совсем она молодая. Вроде. Если глядеть не на морду — вроде совсем молодая…

— Сколько ей лет, дурак, — рявкнул товарищ за столом. — Отвечай!

— Лет двадцать семь, — захныкал шофёр, — или тридцать. Или двадцать пять. Я ж говорю, вот когда баба из деревни она всегда ясная, а городские разве узнаешь возраст, э! Накрасятся вроде и не старые… А сами старые…

Товарищ за столом его уже не слушал, он говорил в трубку телефона:

— Посмотри по книгам регистрации, прописку в городе, Ракель Самуиловна, возраст двадцать пять-тридцать пять лет. Фамилия неизвестна. Я знаю, что без фамилии будет долго, ищите.