— Классные ботинки, — изучая мою обувь, сказал один.

— А что, есть что предложить? — заинтересовался я.

— А что ты хочешь?

Прыщавый парень с погонами младшего сержанта с интересом посмотрел на меня. Светить имуществом нельзя, а что-то иметь нужно.

— Нормальные кирзами моего размера с двойной парой портянок. Потом фляжку, вещмешок, полотенце, котелок армейский, пару пайков. Хм, ну хватит, а то посчитаете что слишком много запросил.

— Нормально, ты шузы дай глянуть. Понять, что берём.

Развязав шнурки, я стянул ботинки и носки, и протянул покупателю, говоря:

— Сырники с боевика, постирать бы их.

— Ага.

Тот примерил обувь на голые ноги, скинув свои кирзачи, и заулыбался, походив по землянке.

— Как на меня сделано.

Ботинки тот убрал, отдал свои кирзачи, не сильно стоптанные, портянки свежие. Вещмешок тоже не новый, как и фляжка с котелком, но всё годное. Поискал и нашёл пайки. Надо же не думал, что они тут есть, но пусть будут. Всё это убрал в вещмешок, полотенце чистое, сверху, и убрал на койку. Кепи сунул под ремень, флягу наполнил водой и тоже на ремень. А через час меня подняли, вертолёт летит за нами, кого-то в штабе корпуса заинтересовали те, кто смог выбраться из ущелья. Решили не тянуть и не ждать пока с колонной прибудем. Так что быстро собрался, притопнул ногами, чтобы обувь села, хорошие сапоги, и надев кепи, проверив как ремень, вещмешок за спину, и рванул к старлею. Тот сообщил, что и как, мельком меня осмотрев, видать в курсе был об обмене, и вскоре прибыл «Ми-8», нас погрузили, и после взлёта мы направились куда-то в сторону Шатоя, если я правильно понял курс. Так и оказалось. На месте мы были уже через полчаса. Женщин сразу увели, их обещали отправить в Россию в ближайшее время и помощь в оформлении документов и получения паспортов, Чечню тут частью России никто явно не считал, а вот мной занялись крепко. Два дня ушло, при том мной и врачи занимались, поставили диагноз, побит, но здоров. Похоже меня приняли за того, кто пошёл на сотрудничество с боевиками. Побили для вида и отправили обратно. Вон даже военный билет вернули со стопкой других. Офицеры даже головами качали, мол, грубо боевики работают, грубо. А ты сержант излей душу, расскажи. Я лишь пожимал плечами, амнезия есть, не всё помню, про остальное ничего сказать не могу. Что было, сообщил, про другое не знаю. Если что было, то это не мы.

А сдали меня женщины. Ещё бы, особисты легко их на несоответствии поймали и всю суть прознали, устроили очную ставку и пришлось повинится, что обещание спецуре дал, что меня спасла. Меня держали в камере бывшего райотдела, была у них такая, одиночка, ещё два дня допрашивали, но я держался той же версии, что и девчатам выложил, ничего не знаю, спасли и спасибо. Попросили девчатам помочь, я сделал. Ставили в вину убийство девяти подростков, но без энтузиазма, смотря на меня подбитыми глазами. Это им женщины, как узнали в чём меня обвиняли. Потом три дня мурыжили, и кто-то решил, что версия такого грубого внедрения вряд ли состоятельна, и направили в часть. Женщины уже отбыли в Россию, два дня как, жаль попрощаться не успел. Как я понял, те в Подмосковье решили обустроится. Ольга Николаевна оттуда родом, родственники есть. И только по выходу от особистов, от посыльного из части узнал, что тот блокпост, к которому мы вышли, был полностью стёрт боевиками. Говорят, никто не выжил. Чую это за подростков мстили. К Ольге Николаевне и её дочкам ходили молодые чечены от четырнадцати до шестнадцати лет. Старше нет, не принято, у них свои рабыни. К слову, я не забыл о рабах в селе, потому активно делал боевого дроида, пока в камере сидел. А что, легко. Прослушки или камер видеонаблюдения там нет, заглядывали редко, пищу принести или на допрос отвезти, материла хватало, запасся, и вот работал. А так как меня на проверках шесть дней мурыжили, поверьте, это немного, то за три дня вполне успел сделать. Обычный штурмовик, с мощными игольниками и пушкой плазменной зенитной. Я собирался зачистить то Аргунское ущелье, и особенно то село. Пленных освобождать. На платформе буду подкидывать их к блокпостам.