– Ты по-русски понимаешь?
– Мала-мала.
– Парни, поспрашивайте у дозорных, понимает ли в городе кто-то по-татарски, поговорить с ним хочу.
Через полчаса поисков ко мне привели заспанного ополченца.
– По-татарски понимаешь?
– А что, толмачить надо?
– Да вот, поймали нехристя, поговорить хотим.
– Это можно.
По-быстрому расспросить я решил прямо здесь.
– Сколько воинов у мурзы?
Ополченец исправно переводил.
– Много.
Я от души врезал ему по морде.
– Сколько воинов у мурзы?
– Десять раз по сто.
– Молодец, будешь правильно отвечать – никто не тронет. Будешь врать – завернём в свиную шкуру, не попадёшь в рай. Уяснил?
Пленник закивал головой.
– Что собирается делать мурза?
– Город на копьё брать.
– Ну, это мы и без тебя знаем. Что завтра, тьфу, уже сегодня делать будет?
– Пленные лестницы сделали, штурм сегодня, однако, будет, Аллах поможет город взять.
Глаза его злобно сверкнули.
– Ты глазками не сверкай: первый, кто умрёт в городе, если татары через стену ворвутся, – это будешь ты.
– Бачка, зачем меня убивать, меня обменять можно, мы много пленных взяли.
– Мурза один пришёл?
– Нет, с войском.
– Дурак, понятно, что с войском. Кроме мурзы есть ли другие воины, не пошли ли они в другие города?
– Нет, нет других. Мурза Бакжа сам решил по землям русичей пройтись. Летом в походах не везло, добыча маленькая была, да ещё и засуха. Зимой в юрте сидеть надо, кумыс пить, но мурза поднял воинов в поход.
Так, уже какая-то ясность.
– А где штурм будет?
– У всех трёх ворот.
Мы с хлопцами взяли пленного, пошли к избе, где ночевал воевода. Постучали в дверь, воевода вышел быстро, в кольчуге и при оружии, видно, спал одетый.
– Что случилось?
– Вот, языка, тьфу, пленного взяли. Поговорить не хочешь? Говорит, что сегодня штурм будет у всех ворот сразу, лестницы уже готовы.
Воевода повернулся к толмачу, видно, его в городе знали.
– Спроси, есть ли у них тараны и камнемётные машины?
После перевода татарин отрицательно покачал головой. Я со своей командой повернулся и пошёл назад. Мы своё дело сделали, пусть теперь воевода думает, а моя совесть чиста.
Уж светало; мы подошли к своим, я отыскал проснувшегося десятника, передал, что рассказал пленный. Сонная оторопь с него сразу слетела: женщинам велел кипятить воду и смолу, воинам далеко от стены не отходить, да есть поменьше. С этим я был согласен на все сто: при ранениях в живот это опасно, лучше быть голодным. Сам же я с чувством выполненного долга завалился на душистое сено под навес и уснул, допреж наказав своим разбудить перед штурмом, но не будить по пустякам.
Кажется, только положил голову и уснул, как тут же и разбудили.
– Чего ещё случилось?
– Так сам велел разбудить. Татары на приступ идут.
Сон мигом пропал. Вскочив, проверил оружие и побежал к стене. Воины и ополченцы были уже наверху. Поднялся и я, присоединившись к своим.
По полю двигалась тёмная масса – спешившиеся татары бежали к городской стене, каждый десяток нёс свою лестницу, желтевшую свежим деревом. С диким визгом и улюлюканьем они перебросили лестницы через ров, приставили к стене, как саранча полезли на стены. Защитники поливали их кипятком и смолой, длинными крюками сбрасывали лестницы в ров. В некоторых местах татарам удалось взобраться на невысокую стену. Увидев опасность, я со своими ребятами бросился туда. Сначала залпом из четырёх арбалетов значительно уменьшили число врагов, потом взялись за сабли. Ну, кто за сабли, а я – за топор. Понравилось мне это оружие: тяжёлое, мощное – любой доспех проломит, на длинной ручке, позволяющей не подпустить близко противника с саблей. Одно плохо: момент инерции великоват, если промахнулся, не сразу вернёшь оружие назад и, в этот момент, считай, безоружен, правый бок открыт врагу.