К тому времени, как мы нашли Осферта, Беорнота, их людей и мою семью, рука моя так распухла, что я едва мог держать в раздувшихся пальцах узду коня. Вряд ли я смог бы умело орудовать мечом.

— Через неделю пройдет, — сказал Финан.

— Если у нас есть неделя, — мрачно проговорил я.

Он озадаченно посмотрел на меня, и я пожал плечами.

— Датчане не стоят на одном месте, — сказал я. — И мы не знаем, что происходит.

С нами все еще путешествовали жены и дети моих людей. Из-за них мы двигались медленней, поэтому я выделил десяток людей для их охраны и поспешил к Глевекестру.

Мы провели ночь в холмах к востоку от города, а на рассвете увидели в небе пятна далеко к востоку и к северу. Их было слишком много, чтобы сосчитать, в некоторых местах они сливались в более темные пятна, которые вполне могли быть облаками, хотя я в этом сомневался.

Этельфлэд тоже увидела их и нахмурилась.

— Бедная моя страна, — сказала она.

— Хэстен, — проговорил я.

— Мой муж уже должен идти маршем против него.

— Думаешь, он это делает?

Она покачала головой.

— Он подождет, пока Алдхельм скажет ему, как поступить.

Я засмеялся.

Мы добрались до холмов над долиной реки Сэферн, и я сдержал своего коня, чтобы посмотреть вниз, на земли кузена к югу от Глевекестра.

Отец Этельреда довольствовался домом вполовину меньшим, чем тот, который построил его сын. А рядом с этим новым великолепным домом находились конюшни, церковь, сараи и солидное зернохранилище, стоящее на каменных «грибах», чтобы не подпускать к зерну крыс. Все строения, новые и старые, окружал палисад.

Мы галопом поскакали вниз по холму. На площадке над воротами стояли стражи, но они, наверное, узнали Этельфлэд, потому что не сделали никакой попытки нас окликнуть, а просто приказали открыть огромные ворота.

Управляющий Этельреда встретил нас на широком дворе. Если он и удивился при виде Этельфлэд, то не подал и виду, лишь низко поклонился и любезно приветствовал ее.

Рабы принесли нам чаши с водой, чтобы мы могли вымыть руки, в то время как мальчики-конюшие приняли наших лошадей.

— Мой господин в доме, госпожа, — сказал управляющий; впервые голос его зазвучал тревожно.

— Он здоров? — спросила Этельфлэд.

— Хвала Господу, да, — ответил он, и глаза его метнулись от Этельфлэд ко мне. — Может, вы явились на совет?

— Какой совет? — спросила Этельфлэд, беря шерстяную ткань у рабыни, чтобы вытереть руки.

— Язычники принесли беду, госпожа, — осторожно сказал управляющий и снова посмотрел на меня.

— Это — господин Утред Беббанбургский, — ответила Этельфлэд с кажущейся беззаботностью. — И — да, мы явились на совет.

— Я скажу твоему мужу, что ты здесь, — проговорил управляющий. Услышав мое имя, он испугался и сделал торопливый шаг назад.

— Не нужно никаких объявлений, — резко сказала Этельфлэд.

— Ваши мечи? — спросил управляющий. — Будьте так добры, господа, отдать ваши мечи.

— В доме кто-нибудь вооружен? — спросил я.

— Личная стража олдерменов, господин, больше никто.

Я поколебался, прежде чем отдать управляющему оба меча. Таков был обычай — не носить оружия в домах королей, и Этельред, должно быть, считал себя почти королем, раз требовал такой же вежливости. То была более чем вежливость — мера предосторожности против рубки, которая могла начаться после пира. Я подумал, не оставить ли мне Вздох Змея, но решил, что длинный клинок будет провокацией.