Его Высокопреосвященство, чернее тучи, слушал, невидящими глазами уставившись в столешницу. Рошфор торжественно клялся на Библии, что кардинал дрожал, да и сам он не мог сдержать отчаяния. Может быть и не лгал, не знаю, приятно все-таки, что твоя смерть не оставляет близких людей равнодушными.

Внезапно из своей засады Рошфор увидел, как взгляд Его Высокопреосвященства остановился на одном из свежих писем, пришедших в его отсутствие, пока он ездил в Сюржер встречать короля, и положенных для рассмотрения. Кардинал, продолжая слушать рассказ гасконца, распечатал его и пробежал глазами.

И сразу мрачная угроза на лице Его Высокопреосвященства сменилась совершенно безмятежным выражением.

Даже невиновный Рошфор испугался и решил, что гасконцу предрешена плаха на Гревской площади.

Кардинал встал, протянул ладони к огню камина и ласковым укоризненным голосом сказал:

— Итак, Вы присвоили себе права судей, не подумав о том, что те, кто не уполномочен наказывать и тем не менее наказывают, являются убийцами.

— Ваша светлость, клянусь Вам, что у меня ни на минуту не было намерения оправдываться перед Вами! — воскликнул д'Артаньян. — Я готов понести то наказание, какое Вашему Высокопреосвященству угодно будет наложить на меня. Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.

— Да, я знаю, Вы храбрый человек, — мягко сказал кардинал. — Могу Вам поэтому заранее сказать, что Вас будут судить и даже приговорят к наказанию.

— Другой человек мог бы ответить Вашему Высокопреосвященству, что его помилование у него в кармане, — с апломбом заявил д'Артаньян, — а я только скажу Вам: приказывайте, Ваша светлость, я готов ко всему.

— Ваше помилование? — переспросил кардинал.

— Да, Ваша светлость.

— А кем оно подписано? Королем? — доброжелательно поинтересовался кардинал.

— Нет, Вашим Высокопреосвященством.

— Мною? Вы что, с ума сошли? — любезное выражение лица слетело с кардинала.

— Вы, конечно, узнаете свою руку, Ваша светлость, — пообещал ему д'Артаньян.

Хмурясь, кардинал принял от него лист бумаги, развернул и вслух прочитал:

«Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.

5 августа 1628 года. Ришелье».

Его Высокопреосвященство задумался. Затем медленно порвал бумагу.

Снова подошел к столу, но уже не присаживаясь, написал несколько строк на пергаменте, который был на две трети заполнен, и приложил свою печать.

И д'Артаньян по ту сторону стола, и Рошфор по ту сторону стены были уверены, что это смертный приговор.

— Возьмите! — сказал Ришелье. — Я взял у Вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.

Будьте уверены, раз уж Его Высокопреосвященству выпадает шанс одним жестом превратить человека, враждебного ему, в человека, ему обязанного, он пользуется этим шансом сразу.

— Ваша светлость, — упал к его ногам д'Артаньян, получивший указ о производстве в чин лейтенанта мушкетеров, — моя жизнь принадлежит Вам, располагайте ею отныне! Но я не заслуживаю той милости, какую Вы мне оказываете: у меня есть три друга, имеющих больше заслуг и более достойных…