Где-то шла война, но сюда доносились лишь ее отголоски в теленовостях и газетных заметках. Разве что на кладбище становилось все больше аккуратных могилок молодых ребят, а на улицах появились парни, чьи взгляды говорили одно: они были на войне, где проливали кровь и теряли боевых товарищей. По таким взглядам фронтовики Великой Отечественной распознавали друг друга. Тот, кто ходил в атаку и смотрел смерти в лицо, прежним не остается. Война оставляет свой отпечаток.

Но фронтовики тех лет ходили гордо расправив плечи. На той стороне был враг. Они знали, в кого и почему стреляют.

С солдатами девяностых было иначе. Все очень запуталось. Никто не понимал, где правда, где ложь, кто друг, а кто враг. Они не знали, кем были на той войне. То ли героями, то ли душителями свободы самопровозглашенного бандитского государства.

Их предавали, подставляли, мешали с грязью. Генералы торговали солдатскими жизнями, отправляли неподготовленными в бой, обстряпывали за спинами черные делишки.

Эти парни не были ангелами, но ангелов на войне не бывает. Нельзя убивать, оставаясь чистым.

Они догадывались, что их принесли в жертву войне, в которой нет ни правых, ни виноватых. Вернее, у каждого была своя правда, идущая вразрез с правдой других.

Ломались судьбы, ломались характеры. Кто-то срывался, кто-то замыкался в себе, остро чувствуя свою ненужность и настороженность окружающих. Вчерашние домашние мальчики возвращались мужчинами, повидавшими все.

На войне трудно, но еще труднее привыкнуть к миру.

В вузе была военная кафедра, готовившая офицеров мотострелковых войск. Вот только за все время учебы Круглов успел лишь исписать пару тетрадей да разок съездить на стрельбище, где студентам позволили высадить по рожку патронов из АК-74. Стрелял он на удивление метко, будто с автоматом и родился.

А еще ему понравилось. Настоящему мужчине всегда нравится оружие.

Дрожащий автомат прыгал в руках, бил прикладом в плечо, но все пули кучно легли в мишень. Завкафедрой только присвистнул, увидев его результаты.

– В тебе, парень, снайпер пропадает, – сказал полковник. – Талант у тебя.

Круглов вспомнит эти слова немного погодя, а тогда в ушах звенело, пороховой дымок щекотал ноздри, от теплых стреляных гильз исходил пряный запах, казавшийся приятным.

Выпускников военной кафедры от службы не освобождали. Косить от армии Круглов не стал. Здоровье было в порядке, да и военкоматы гребли в войска почти всех, до кого дотянулись, не очень заморачиваясь тем, что записано в медицинской карточке.

Многие друзья успели обзавестись семьями, у них появились дети. Кто-то устроился учителем в сельскую школу и ездил раз в неделю в глухую деревню, чтобы провести пару уроков, а затем вернуться в город. Все это либо освобождало от службы на вполне законных основаниях, либо давало длительную отсрочку. Был еще вариант со взяткой военкому, но нужной суммы Круглов не собрал бы при всем желании. Да и не стал бы. Это казалось ему унизительным.

В военкомате предложили на выбор побыть «сапогом», то бишь рядовым, или «пиджаком» – офицером двухгодичником. Круглов выбрал последнее. И деньги будут платить, и жить не в казарме, да и свободы больше.