— Да, мистер Робертс.

— Счастливчик, — сказал Харрис и подошел к окну. — Рисовать картинки все же легче, чем сочинять текст… А это местечко явно получше моей конуры, — вдруг добавил он, рассматривая пейзаж за окном.

Мисс Кларенс промолчала, не найдя, что сказать. Харрис повернулся и взглянул на нее с любопытством

— Вы тоже художница? — спросил он.

— Нет. — Она сделала глубокий вход, прежде чем продолжить. — Я танцовщица.

Он снова улыбнулся.

— Следовало сразу догадаться об этом, как только вошел.

Мисс Кларенс издала застенчивый смешок.

— Это, должно быть, здорово, — сказал он.

— Это тяжело, — сказала она.

— Могу себе представить. И каковы успехи?

— Не слишком велики.

— Вероятно, как и у всех нас, — сказал Харрис.

Он подошел к двери ванной и заглянул внутрь; мисс Кларенс при этом поморщилась, словно от боли. Ничего не сказав, он закрыл дверь и перешел на кухню. Мисс Кларенс приблизилась и стала позади него.

— Я редко готовлю дома, — сказала она.

— Вас можно понять, кругом полно ресторанов.

Он покинул кухню, а мисс Кларенс вернулась к свободному стулу.

— А вот я не могу завтракать вне дома, — сказал Харрис. — Такая, знаете ли, дурацкая привычка.

— Готовите сами?

— Пытаюсь. Правда, повар из меня никакой. Но я все равно предпочитаю домашнюю стряпню завтракам на стороне. Наверно, мне пора жениться. — Улыбнувшись, он направился к двери. — Извините, что не нашел здесь нужной мне мебели и только отнял у вас время.

— Ничего страшного.

— Вы покидаете эту квартиру?

— Да, и распродаем все имущество.

Тут мисс Кларенс запнулась, но потом все же добавила:

— Арти уезжает в Париж.

— Вот бы и мне туда, — вздохнул Харрис. — Ну, желаю удачи вам обоим.

— И вам также, — сказала мисс Кларенс, медленно закрывая за ним дверь.

Когда звук шагов на лестнице стих, она взглянула на часы: три двадцать пять. Внезапно заторопившись, она нашла записку Нэнси Робертс и на обратной стороне написала первым попавшимся под руку карандашом:

«Дорогая миссис Робертс, я ждала вас до половины четвертого. К сожалению, ничего из вашей мебели мне не подходит. Хильда Кларенс».

Немного подумала, занеся карандаш над бумагой, и приписала:

«P. S. Звонил ваш муж и просил передать, что ожидает вашего звонка».

Взяв сумочку, «Пармскую обитель» и «Виллиджер», она приколола записку к двери все той же канцелярской кнопкой, спустилась вниз, вышла на улицу и направилась к себе домой. Плечи все еще ныли.

С самого начала они стали меня отделять. Так, они отделили меня от единственного здесь человека, с которым я успела обменяться несколькими словами, — то была девушка, шедшая рядом со мной через зал и спросившая:

— Тебе тоже страшно?

— Да, — призналась я.

— Я в дамском белье, а ты где? — спросила она.

— В стекловолокне, — ответила я первое, что пришло в голову.

— Ага, встретимся тут через минутку, — сказала она и ушла, и была отделена от меня, и я больше никогда ее не видела.

Потом они выкликнули мое имя, и я подошла, и они мне сказали (все «они» здесь были умопомрачительными красотками в элегантных костюмах и с короткой стрижкой):