Но его успокаивают невинный взгляд и выдержка крошки-новобрачной, — она приоткрыла дверь и стоит на пороге в белом подвенечном наряде с венком флердоранжа на голове: «Ты болен, дружочек?» Нет, черт побери, Брошар не болен, но ему надо ехать в Ле-Ман и т. д., и тут снова повторяется рассказ о каплунах и о сокровище, о святыне, которая отдается на хранение Рибалье. Молодая дама выслушивает Брошара с полнейшей невозмутимостью и отвечает короткими фразами, достойными куклы Боре: «Хорошо, друг мой», «Отлично, друг мой». «Да это ангел! — восхищается про себя компаньон. — Наблюдать за такой ничего не стоит». Тут романтически настроенный Брошар, любящий мыслить символами, вынимает из кармана бутон розы, который он снял со свадебного торта, и прикалывает его к корсажу супруги: «Через два дня, когда я вернусь, он должен быть на том же самом месте, слышите? И он должен быть таким же нетронутым и таким же свежим, как сейчас». «Не беспокойся, дружочек!»-отвечают ясные глазки, искрящиеся всей прелестью невинности. А Рибалье снова шепчет: «Ангел!»

Конечно, ангел на поверку оказывается сущим бесенком, и, таким образом, опекунство Рибалье превращается во что угодно, только не в синекуру: «Хочешь наблюдать за мной, старикан? Что ж, наблюдай!» В ближайший же вечер офицеры 301-го полка являются в «Большой олень» пропустить рюмочку и вступают с г-жой Брошар в заговор с целью устроить несчастному компаньону нелегкую жизнь: в продолжение целого акта он носится за супругой приятеля, застает ее то с капитаном, то с лейтенантом, то с младшим лейтенантом, словом, поклонников у нее целый полк! А как лихо этот ясноглазый ангелочек погружает свои крылышки в пунш, с каким огоньком распевает забористый казарменный куплетец! Похоже, что этот серафим ходил в «вольноперах»! А еще больше похоже на то, что он дал зарок свести тебя с ума от любви, бедняга Рибалье. Выпив несколько бокалов шампанского, ты пустился во все тяжкие и так быстро покатился по рельсам, что занавес опускается как раз вовремя, чтобы скрыть от нас твои безобразия, твои слабости и все скандальные сцены, происходящие в «Большом олене».

В третьем действии Рибалье уже протрезвел — он стоит лицом к лицу со своей нечистой совестью и с кем — то еще более грозным, чем совесть, а именно с Брошаром, который вернулся с охоты без каплунов, но с утешительным воспоминанием о двух здоровых оплеухах и лихом ударе шпаги, которым он угостил предателя-поставщика. «Так да погибнут все изменники!»-гремит бывший фельдфебель, потрясая вилкой и исподлобья бросая взгляд на жену и на компаньона, сидящих на другом конце стола. «Я погиб… Ему все известно», — думает Рибалье и бледнеет от страха. В довершение всего крошка-новобрачная начинает расточать перед супругом чересчур сочную словесность солдатского погребка и офицерской столовой, которой обучили ее новые друзья — офицеры и унтеры 301-го полка. «Офицеры — приятели моей жены?.. Это еще что такое? — вопрошает разгневанный Брошар и, окинув ее взглядом людоеда, громовым голосом продолжает: — А где мой бутон? Подать его сюда!..» Ошалев от ужаса, Рибалье готов уже во всем признаться — и в измене ангела, и в преступлении, содеянном ими прошлой ночью, но тут раздается звонкий смех, г-жа Брошар кидается на шею мужу, а на корсаже у нее свежая роза, как у Мими-Пенсон. Рибалье стал жертвой гнусной мистификации. Ему хотели дать урок: прежде чем наблюдать за другими, научись следить за собой. Можете быть уверены, что урок пойдет ему на пользу.