Потом Могар, пошатываясь, отошел от меня, разыскал свой кинжал с двухфутовым лезвием, который бросил, когда кинулся за мечом, и снова вернулся ко мне. Наверное, он собрался освободить меч от моей плоти, потому что тело человека слишком мягкое и не может служить упором. После этого картинка постепенно исчезла.
Наступила тишина, а потом я услышал шелест листвы.
И очутился в больничной палате. Я сидел у маминой койки, а мама просила:
– Пожалуйста, помоги. Сделай так, чтобы не было больно.
Я не мог этого вынести, отвернулся и увидел на диване дядю Фаррела с мечом в груди. Он выдернул клинок и протянул мне.
– Забери его, Эл. Забери его.
Я отвернулся от дяди. Рядом со мной стоял Бернард Сэмсон, мой отец, и он говорил мне:
– Они принадлежат древнему тайному Ордену и связаны клятвой хранить меч, пока не придет Хозяин и не предъявит на него свои права.
Я снова отвернулся и увидел Беннасио. Я слышал наши голоса, но это было больше похоже на воспоминание.
Кто же это, если Артур умер?
Хозяин – тот, кто заявит на меч свои права.
И кто это может быть?
Хозяин меча.
Беннасио отвернулся, и мне стало грустно, потому что по нему я скучал больше всех.
А потом я увидел Леди в Белом. Она сидела под тисовым деревом. Ветра я не чувствовал, но ее темные волосы развевались, а полы белого плаща перекатывались, как волны.
Она не посмотрела на меня, когда я встал рядом. Ее щеки были мокры от слез.
– Я умер? – спросил я.
– А ты хочешь умереть?
– Думаю, что хочу. Я очень устал.
Большего всего на свете мне хотелось лечь на землю, положить голову ей на колени и чтобы она гладила мой лоб.
По ее щеке скатилась слеза, и я сказал:
– Пожалуйста, не надо. Я ведь старался. С самого начала я делал то, о чем просили. Дядя Фаррел попросил помочь ему достать этот меч, и я помог. Беннасио попросил помочь вернуть меч, и я снова помог. Могар попросил принести меч ему, и я принес. Но каждый раз, когда я выполнял чью-то просьбу, кто-нибудь умирал. Так что сами видите, леди, – больше никого не осталось. Уже никто не нуждается в моей помощи, и никто не умрет из-за моих стараний. Мне незачем возвращаться.
Я отвернулся, потому что видеть ее слезы было невыносимо. Она оставалась на месте, но я не мог ее видеть; я различал только воспоминания о ней, о тисовом дереве, о высокой траве и блеске битого камня на склоне террикона. И еще о бабочках над головой.
– Час пробил, Альфред Кропп. Теперь ты вспомнил то, что было забыто?
Затем все сгинуло. Даже тьма не была темной, потому что память о темноте угасла. Не было ни света, ни звуков, ни ощущений, даже меня самого не стало. Альфред Кропп умер.
И когда умирала последняя моя частичка, я вспомнил, о чем забыл.
Я потянулся к тисовому дереву и вынул из тела бабочки серебряную булавку. Освобожденная, она забила красно-черными с золотом крыльями, взлетела и поднималась все выше в лазурное небо, пока совсем не исчезла.
Темнота вернулась. Но она царила только потому, что у меня были закрыты глаза.
И я решил их открыть.
Я снова оказался в пещере Мерлина, и у меня из живота торчала рукоятка Меча Королей.