Тех, которые трапезничали вместе с тобой под рюмочку, и еще двоих, которые лениво изображали охрану. Борис громко кашлянул за их спинами, заставив вздрогнуть от неожиданности. После чего неторопливо, своей обычной походочкой подошел ко мне, присел рядом на камень, недвусмысленно пристроив пулемет на коленях.

– Давай, Петрович, действуй! – едва ли не ласково обратился он к Жамыхову. – Некого послать? Ну тогда задницу в горсть, и мелкими скачками! Точно ведь пять минут прошло из отведенных тебе пятнадцати.

– Все ждал, Теоретик, когда подобное произойдет, – негромко сказал он, чтобы Жамыхов его не услышал. – Понял, наконец-то, что добреньким можно быть, только когда детишек по голове гладишь? А не в тех ситуациях, где от любого твоего слова жизни людей зависят.

– Боря, может быть, на себя все возьмешь? – Хотел я того или нет, но интонация у меня получилась просительной.

Он ответил сразу же, не задумываясь, как будто был давно готов:

– Нет, Теоретик. Дерзай, и у тебя все получится. Исполнитель я качественный, тут спору нет, но ты будешь на своем месте. Да и слова Грека я хорошо помню.

Вероятно, он ждал вопроса – какие именно? Но мне они были известны из других уст. Сладких таких, потому что принадлежали Валерии. Проблема в другом – Георгич не приказывал, призывал сделать меня старшим в том случае, если его не станет. Но ведь это касалось только нас! Тут же сотни четыре, не меньше. Откуда бы у меня опыт управления такой массой людей? А она для этого мира – именно масса. Да и по земным меркам – практически батальон.

– Мне отойти нужно, – сказал Жамыхов.

– Валяй. – Гудрон даже взглядом его не удостоил. – Сейчас, Игорь, я тебе полностью диспозицию проясню. Понимаешь, здесь не армия. Это в ней, если у тебя на погонах на одну соплю больше, ты будешь всегда прав, каким бы тупым ни был твой приказ. Потому что умри, но его исполни. Ну а если остался жив, имеешь право обжаловать. В армии за тобой система и трибунал. Схожесть только в том, что и тут, и там все строится на авторитете. Но в армии тебе его дает одно уже только звание, а здесь он должен быть заслуженным.

– Ну и к чему ты мне все это говоришь?

– Да к тому, что только скажи любому – Теоретик, так он сразу же начнет всякие небылицы о тебе рассказывать. И как ты гвайзелов душил голыми руками, и на перквизиторов с одним ножом ходил, помимо того что еще и эмоционал. Причем такой сильный, что даже вполовину тебе равных нет, но при этом в оплату не берешь ни пикселя. А что скажут о Гудроне? «Да, слышали, есть такой. Раньше при Греке был, а теперь рядом с Теоретиком трется». Мысль мою уяснил? – торопливо закончил он, потому что начали прибывать те, за которыми посылали.

– Что случилось? – с ходу поинтересовался один из них, определенно из Светлого.

Он мне запомнился, слишком характерная у него внешность, один только нос чего стоит. Еще и разговаривает с легким кавказским акцентом. Люди у него по струнке не ходят, но дисциплина присутствует, у всех бы так.

– Да ничего, собственно, – самым равнодушным голосом сказал Борис. – Разве что власть переменилась. Надоел Теоретику бардак, и решил он ее к своим рукам прибрать. Ну и, соответственно, пообщаться нужно. И определиться, кто и что будет делать дальше. Сейчас все соберутся, тогда и начнем.