– Ромчик, ты есть не хочешь еще? А то дедушка скоро придет, наверное.

Он покачал головой.

– Мам, я что-то не голодный. Давай попозже, ладно?

Мама слабо улыбнулась и бесшумно исчезла, аккуратно прикрыв дверь кухни. Рома посмотрел на часы: почти десять вечера. Это внушало надежду. Интересно, как Мамочка это сделает? Невнимательный автомобилист, сбивший пьяного пешехода? Неудачное падение на лестнице? Сердечный приступ? Или что-то более изобретательное: оборвавшийся лифт, нападение одичавших собак, пожар в той гнилой рюмочной, где дед обычно напивался по субботам с приятелями, чтобы потом прийти домой и смотреть телевизор, источая алкогольную вонь и злобную ругань?

Что бы ни было, лишь бы он не вернулся.

Дед задерживался уже часа на два, а то и больше. Не то чтобы жизнь Сергея Сергеевича Лапковича была подчинена строгому распорядку, но свои обычаи имелись: по субботам он уходил из дома около полудня, шел в рюмочную «Капелька», что рядом со Слободкой, и возвращался домой самое позднее к восьмичасовым новостям. Но сейчас его не было.

Похищен тайной организацией для жестоких опытов, во время которых его заживо выпотрошат? Стал жертвой древнего оборотня, преследующего добычу в темных дворах? Сдох с перепоя?

Мамочка, на твой выбор.

Дома тихо. Телевизор молчит. Кошка Татка, пользуясь временным затишьем, бродит осторожным, стелющимся шагом и посверкивает желтыми глазами, как будто исследует новые пути в незримые человеку миры. Мама сидит в комнате, на своем обычном месте, вжавшись в угол дивана, и что-то читает. Она всегда так сидит, когда деда нет дома. Наверное, отдыхает. Уходит отсюда подальше, через страницы потрепанных книг, гуляет с барышнями викторианской эпохи, распутывает козни придворных интриганов в Париже, скачет наперегонки, сидя боком в женском седле на спине каурой кобылы – кто знает. Пусть, ей это нужно. Рома на кухне, перед ноутбуком, но сегодня работать не может: открывает и снова закрывает страницы, скользит взглядом по фотографиям и видеороликам, поглядывая на часы. Минуты идут издевательски медленно, но все же проходят.

Десять ноль две. Голода Рома и правда не испытывал. Есть он будет потом, когда им сообщат – кто там обычно сообщает родственникам в таких случаях? Смыт в море внезапным цунами; растерзан выбравшимся из канализации крокодилом; убит рухнувшим самолетом.

Рома рассеянно прокручивал ленту новостей в социальной сети: все больше картинки, смешные и не очень, злые, глупые или с претензией на глубокомыслие. Петрович рассказывал, что в доисторические времена, когда не было алфавита, существовало пиктографическое письмо: люди не писали слова, а общались при помощи разных рисунков. Казалось, что те времена вернулись. Радость – одна картинка, удивление – другая, возмущение – третья. И все понятно.

За входной дверью ожил и загудел лифт. Рома насторожился. Сердце неприятно заныло. Да нет, не обязательно дед, в доме девять этажей, мало ли кто возвращается вечером в субботу домой. Механическое далекое завывание замерло, а потом снова возобновилось, все ближе и ближе. Двери со скрежетом раскрылись на их этаже. Через мгновение на лестничной клетке затопали тяжелые шаги, а потом о замочную скважину лязгнул ключ – кто-то пытался засунуть его неуверенной, пьяной рукой.