Фрекен Энген поднесла к глазам платок, тихо молвила:
— Он не дожил до Рождества.
Следователь Вебстер молчал. Старушка мать приоткрыла дверь, кивнула дочери. Фрекен Энген быстро вышла. Вебстер услышал ее голос:
— Это все заводские дела, мама. Ты бы легла.
Вебстер поблагодарил за кофе, за беседу, ничего не стал записывать, сказал только, поднявшись из-за стола:
— Все проходит, фрекен. Я знал, что вы переживаете. Зимой как-то вечером видел вас, когда возвращался от Бугера. Вы направлялись на кладбище.
— Видит Бог, я должна была побыть с ним там, так чтобы никто не знал.
Вебстер спокойно посмотрел ей в глаза, спросил:
— У меня есть основания полагать, что некая дама зимой проникла поздно ночью в дом Холмгрена и сидела там в библиотеке. Ничего дурного в этом нет. Подумал: может быть, вы предавались там воспоминаниям. Это были вы?
Фрекен Энген покачала рыжей головой, ответила, глядя ему в глаза:
— Нет, господин Вебстер, я там не была.
Ее слова прозвучали убедительно. Выйдя на улицу, Вебстер пробормотал:
— Вряд ли это была она. Думаю, она призналась бы мне сейчас, судя по ее настроению. Разве что… Ладно, посмотрим. Хотя, сдается мне, это вовсе не играет роли. — И добавил так же тихо: — Вот как, в этом поселке ни у кого нет тайн друг от друга?
12
Вебстер, Ник Дал и почтмейстер сели играть в карты после ужина. Как-то само собой зашел разговор о деле Холмгрена. Почтмейстер стоял на своем:
— Холмгрен точно был болен.
Вебстер спросил:
— Случайно вы не знаете — у Холмгрена был с кем-нибудь роман?
Почтмейстер поджал губы, черные глаза изучали карты.
— Думаю, за границей у него хватало баб. Да и в Фредрикстаде, и в Осло не без этого.
Дверь отворилась, на пороге стояла, щуря светлые глаза, высокая худая женщина. Супруга почтмейстера.
— А, ты здесь сидишь. — И ушла, не сказав даже «здравствуйте».
Ник Дал захотел отдохнуть в субботу и воскресенье, Вебстер не возражал. В автобусе они сели поодаль друг от друга, словно малознакомые люди. Вошел почтмейстер, кивнул Вебстеру и фотографу, сел впереди. Фру Стефансен сухо поздоровалась с ним, проходя мимо, заняла место где-то позади. По всему видно, что с почтмейстером знакома поверхностно. Дамы засматривались на статного почтмейстера. Неудивительно, сказал себе Вебстер: мужчина видный, высокого роста, волосы темные, глаза черные, хорошо одет.
В Фредрикстаде фру Стефансен и почтмейстер сели на другой автобус; тогда Вебстер решил вернуться в заводской поселок. Ник Дал остался ждать поезд из Осло. У него был уговор с Эттой — провести два выходных в зоне отдыха на острове Ханкэ.
Однако Этта не приехала. Ник Дал крепко разозлился и принялся от досады мерить шагами Нюгордскую улицу, слушая, как развеселая местная молодежь толкует о «фартовой погоде», «фартовом фильме», «фартовых девчонках» и выдает другие словечки, которые резали ухо угрюмому фотографу. Продолжая бродить по городу, он мрачно читал названия улиц — «Манежная», «Сисиньонская», приговаривая:
— Кривляки проклятые! — И еще: — Черт бы побрал эту Этту.
Через некоторое время он решил все равно отправиться на Ханкэ. Там найдется с кем потанцевать.