— Стало быть, ее унесли, — заключил Вебстер.

— Вот именно, если только такая тетрадь вообще существовала, — сказал помощник пристава.

— Думаю, существовала, — осторожно молвил Вебстер. — А впрочем, кто его знает.

Вебстер взял курс обратно на завод, чтобы допросить женщин. Он не спешил, держался предельно любезно, учтиво, в меру добродушно.

Фрекен Энген пригласила его, если будет время, зайти к ней завтра, в субботу, на кофе после обеда. Рыжеволосая, крупная, цветущая по случаю приближения весны. Синий конторский передник поверх черного платья с узкой полоской, траурного крепа на воротнике.

— Собственно, это дело меня мало касается, — пробурчал Вебстер. — Это Бугер, он попросил меня зайти и справиться о тетрадке с расписками, которая куда-то запропала. Ее не было среди документов, представленных ему. Мы сейчас вновь проверяем отчетность, ревизор этим занимается. Стефансен сидит ведь в тюрьме в Осло, там моя епархия. Здесь, в уезде, сами понимаете, компетенция Бугера.

Фрекен Энген никогда не слышала о какой-либо тетради с расписками, однако помнила, что на полке над конторкой кассира стояла какая-то коричневая черновая тетрадка. Маленькая такая, приблизительно пятнадцать на двадцать сантиметров. Похожая на школьную. Часто видела ее, когда заходила с ведомостями к Стефансену. Она стояла на полке отдельно, в маленьком отсеке. Тетрадь запомнилась ей потому, что на ней рукой Стефансена было написано: «Холмгрен». Никогда не задумывалась над тем, что в ней может быть записано. У Стефансена было несколько точно таких тетрадей для его черновых записей.

— Вам не случалось видеть, чтобы Холмгрен что-то писал в ней, когда заходил в кассу за деньгами?

Фрекен Энген вообще не видела, чтобы кто-либо что-то писал в этой тетради. С того места в конторе, где сидела она, не было видно конторку в кабинете Стефансена. Даже если дверь была открыта.

Фрекен Энген подтвердила, что Холмгрен не раз стремительно входил в комнату Стефансена и громко говорил тому, что ему нужны деньги. Она неохотно сказала об этом, даже слегка покраснела. Когда и сколько, точно не помнила. Хотя в последний раз речь шла о двадцати тысячах. Да-да, ровно двадцать тысяч. Девятого августа? Да, пожалуй.

Вебстер строго посмотрел на нее, стал читать вслух список, в котором значились суммы. Да-а-а-а, пожалуй. Да-а-а-а, Холмгрен брал большие суммы. Но разве в этом было что-то дурное?

— Конечно же нет, — сказал Вебстер. — Разумеется, он был вправе брать нужные суммы. Обычное дело. Вряд ли это как-то связано с растратой. Но сами понимаете — отчетность… Нам недостает только этой маленькой тетрадки. Ревизор не дает мне покоя. Бугер тормошит меня. Надо же нам разобраться во всем, когда-нибудь подвести черту. У меня есть куда более важные дела, чем эта бухгалтерия, фрекен Энген.

Вебстер погладил лысину, прищурил один глаз, напустил на себя добродушный вид. Фрекен Энген засмеялась.

— Конечно, наверно, вы не одного злоумышленника изловили.

— Бывает. Это дело из разряда довольно пресных. К счастью, оно меня и не очень касается.