Мария от этих слов сначала растерялась, а вот потом действительно всерьез обиделась — она-то считала, что сама является настолько известным и уважаемым человеком, что именно это остановило уголовниц, а, оказывается, дело не в ней, а в ее муже. Но ей хватило ума не подать виду, а просто попросить Любимова оставить ее с Гуровым наедине. Адвокат безропотно вышел, сказав, что пойдет к врачу за медицинским заключением, и они остались одни.

— Маша, так кто тебя избил? — снова спросил Лев.

— Неважно, — уже из чистого упрямства ответила она.

— Ладно! Сам разберусь, — пообещал Гуров.

— Да что ты все о ерунде, — отмахнулась супруга. — Важно другое.

Она поманила мужа к себе, и он, сев на край кровати, наклонился к ней.

— Лева! Колье было! — прошептала она.

Едва сдержав рвущийся наружу крик ярости, Гуров с трудом взял себя в руки и ровным голосом попросил, чтобы она рассказывала дальше.

— Понимаешь, Лева, я от тебя и Стаса с Петром тогда получила столько втыков по поводу подарков, что стала даже на букеты смотреть с подозрением. А тут этот совершенно незнакомый мужчина с корзиной желтых роз. И одет вроде бы прилично, и вид у него был самый восторженный, но вот… — она подбирала слова. — Понимаешь, я актриса, я на сцене у партнера, как бы старательно он ни играл, фальшь мигом чувствую. А этот человек… Он тоже играл! И восторженность, и почитание. Не знаю, как выразить, но глаза у него были… Короче, он мне не понравился. Я ему, конечно, улыбалась, но вот когда все разошлись, я решила посмотреть, что это за цветы такие.

— Зачем? — чуть не застонал Лев. — Нужно было немедленно позвонить мне!

— А если бы оказалось, что там ничего нет? — возразила она. — Кем бы я тогда выглядела? Параноиком? Или как там? Параноичкой?

— Маша! — уже не сдержавшись, простонал Лев. — В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть! Ладно! Сделанного не воротишь! Что дальше?

— Я надела перчатки и покопалась в корзине, а там на дне оказался обычный файл для бумаг, а в нем колье и записка: «Носи на здоровье. Санька Рыжий», — продолжала шепотом Мария. — Мне Баржа в камере сказала, что это кличка какого-то Александрова.

— Что ты с этим сделала? — сдавленным голосом спросил Гуров, который в этот момент, как никто, понимал мужей, убивавших своих жен в состоянии аффекта, он даже руки между колен зажал, чтобы побороть искушение.

— Я поняла, что это вовсе не подарок мне, а подстава против тебя. Мне Баржа все объяснила, — сказала Мария и передала супругу рассуждения уголовницы.

— Не лишено логики, — вынужден был согласиться Лев. — Где оно?

— Я его в гримерке спрятала.

— Зачем? — чуть не взвыл Гуров.

— Как зачем? — возмутилась она. — Это же улики! И ты, потянув за эту ниточку, найдешь того, кто хотел тебя подставить!

— Маша! Так твою гримерку, наверное, уже всю по камешку разнесли и нашли его! — чуть не заорал Лев. — Ты сама себе срок намотала!

— Фигушки! — торжествующе сказала Мария. — Слушай! До меня эта гримерка принадлежала Парамоновым. Мужу и жене. Парамонов был гениальным артистом, но пил. Бывало, что начинал спектакль трезвым, а к концу был уже никакой, еле слова выговаривал. Жена его перед выходом из дома обыскивала, вплоть до трусов — спиртного не было. Главреж гримерку только что с собаками не проверял — не находил спиртного, а Парамонов напивался. Так и пришлось ему уйти, и его жене тоже, потому что только ради него ее и держали. Вот он, узнав, что гримерка отойдет мне, и рассказал про тайник, где он водку держал. Помнишь, у меня там, в нише, стоит старинный шкаф?