К шепчущему проклятья воеводе медленно подъехал Рогдай:

– Воевода, скажи, зачем мы здесь?

– От ворога защищать, Рогдай, – чуть помедлив, упавшим голосом отвечает воевода. – От ворья да разбойников.

– А они кто?! – Рогдай кивнул в сторону леса, рифленые желваки вздулись. – Да они хуже любого татя!

– Велено защищать только от наших разбойничков, славянских… А этих не трогать! На то воля княжья.

Рогдай ахнул, конь под ним попятился:

– Чего?

– Воля княжья, степнякам золотом за мир платить! – процедил воевода, резко натянул поводья, конь всхрапнул, дернулся вперед. – Иначе рядом с твоей горячей головушкой на колу будут красоваться тысячи других… Это степное отродье от слов к делу переходит быстро! Все близлежащие веси и городки перережут спящими этой же ночью! Научены – ведаем!

– Но!

– Без «но»! – зарычал воевода, лицо потемнело, зрачки расширились, младший дружинник отшатнулся. Старшина перевел дух, тихо добавил: «Шагаем дальше, путь неблизкий».

Он повернулся ко все еще замершему каравану, окинул взглядом. На одних лицах недоумение, на других горькая усмешка, на третьих – ярость и вызов.

– О случившемся забыть! – Потом добавил уже почти шепотом: – До поры…

Йошт устало волочит ноги, спотыкается. От жары голова идет кругом, дыхание с хрипотой рвется из груди. Доспехи едва не плавятся, на спине и шее натерли до кровавых волдырей. Лук и колчан назойливо шлепают по бедру.

Волосы цвета созревшего каштана безобразно топорщатся из-под войлочного шлема, свисают сосульками. Худое лицо раскраснелось, щеки в грязных разводах, пот тоненькими струйками скользит по вискам, лбу, выедает глаза. Рыжеволосый закашлялся – дорожная пыль больно вгрызается в пересохшую глотку.

– Видят боги – я больше не выдержу… – промычал Йошт, резко передернул плечами, поправляя норовящий соскользнуть деревянный щит за спиной. Лямки больно врезаются в кожу. – К лешему этого узкоглазого купчину!

Йошт споткнулся о булыжник, чуть не растянулся на раскаленном грунте, ноги едва нашли опору.

Молодой наемник зло косится в сторону купеческой повозки:

– Ишь, жирный, сидит спокойненько на повозочке, в тенечке, тянет рот до ушей!..

В середке каравана в полуоткрытой повозке гордо восседает купец. Лицо желтое, как у степняка, узкие прорези глаз, руки скрещены на толстом животе, недовольно морщится. Жирные щеки блестят от испарины. У изголовья согнутый в вечном поклоне слуга в одной набедренной повязке, худой, кости сильно выпирают сквозь тонкую смуглую кожу – спешно смахивает раскаленный воздух от купца опахалом из перьев заморских птиц.

– Вот гад! Мы тут пыль дорожную глотаем, не спим два дня, все торопимся в эту Ольвию или как ее там? Будто нечисть какая за нами гонится, а с утра во рту еще и маковой росины…

Взгляд остановился на чудаковатой личной охране купца. Все как один лицом – точная копия заморского купца: узкие щелочки глаз, кожа болезненно-желтого цвета. На подбородке черный как смоль клинышек бородки.

Позади кто-то сплюнул, грязно выругался.

– Это кто там бурчит себе под нос, гадами бросается? – не выдержал идущий впереди долговязый воин, обернулся, сердито сверкнул глазами. – Ишь хнычешь, аки баба!