— Вот он, наш бригадир,— продолжал Серега,— как только наступает решающий момент, и отделяется от нас: сам здесь, а мысли его, душа его там, возле нее. Ты вникни поглубже: кто в такую ночь станет сидеть дома? Пошла в компанию. Шампанское, музыка, танцы, обстановочка... Для чертей такая обстановка — лафа! Сейчас же он прилепится, шепот на ушко, смущение, соблазн. Парии пошли теперь похлестче чертей — ни одного подходящего случая не упустят. Рука сразу тянется к недозволенному. Без предисловий.

— Почему же сразу к недозволенному? — смущенно проговорил Леня и отвернулся, чтобы не видеть меня.

Серега засмеялся, подмигивая.

— А как же! Тренировка. Рефлекс. Вот он и страдает за свою Женечку, за ее юбочку.

Я встал и молча ударил Серегу в подбородок. Он перелетел через койку — сам весь внизу, а ноги в остроносых ботинках торчали наверху.

— Мразь,— бросил я ему.— Еще раз услышу такую пошлость, прибью до смерти.

Меня схватили за руки посадили опять на койку, я и не пытался сопротивляться. Серега притворился ушибленным более, чем было на самом деле, и застонал, но не выдержал этого тона, взвизгнул, выползая из-за койки.

— Ты ошалел, хулиган! Ты рукам волю не давай, а то мы их укоротим! — Он танцевал передо мной, замахиваясь и грозя, как тогда, в парке.— Я тебя трогал? Трогал я тебя? А ты руки распускаешь! Что смотришь волком? Не нравится, что я сказал? Я не виноват, что жена с тобой не поехала! Значит, стоишь того... Ну, ударь, ударь!..

— Отойди,— сказал я.

— Отойду. Я отойду. Пойду позову Петра, пускай он разберется! — Набросил на плечи полушубок и выскользнул из палатки.— Бригадир называется!

Илья Дурасов проворчал, недовольный:

— Надо же — в такой момент... Собирайся хоть ты, а то все расстроится. Ты тоже хорош — сразу в морду...

Я выдвинул из-под койки чемодан.

— Ты же знаешь, Илюха, что с ним по-другому нельзя. Не останови — черт знает до чего договорится. Скотина.

— Знаю,— согласился Илья.— Идемте скорее в клуб, там все уладится легче...

Я уже взялся за полушубок, чтобы одеться и покинуть палатку, когда, отбросив полог, вошел Петр, за ним юркнул Серега.

— Вот он! Вишь стоит как ни в чем не бывало! Нарядился.

Петр расстегнул куртку, снял шапку, даже в полумраке палатки сиял свежестью воротник его белой рубашки. Он посмотрел мне в лицо и сказал:

— Извинись перед Сергеем.

Я не возразил ни слова и подступил к Климову:

— Извини, я был неправ, я сожалею, что так случилось...

Серега, не ожидавший признания, несколько растерянно оглянулся.

— Ладно уж, чего там... свои люди...

Мы пожали друг другу руки.

— Инцидент исчерпан,— отметил Леня.— Ах какие же мы уступчивые! Как замечательно смазаны колесики в нашей жизненной колымаге — не скрипнет... Между прочим, начало двенадцатого.

На пути в клуб я задержал Климова и сказал ему, понизив голос, как по секрету:

— Запомни, если ты впредь будешь так же распускать язык, то получишь то самое, что я обещал: прибью до смерти.

Серега остановился, голос его зазвенел, взвинченный:

— Да пошли вы — ты и твоя Женя! Очень вы мне нужны с вашей любовью! Не то что говорить, обходить вас буду за три версты! Тоже мне персона!