Черт! Послушай себя! Тебя изнасиловал отвратительный старик, а ты печешься о сохранности семьи?

Да, именно. Она сама хотела этого секса, а то, что не поняла, кто перед ней, — это другой вопрос. Хотела — получила.

Олеся села на унитаз и засунула руку между ног. Семя было везде — на ягодицах, на внутренней стороне бедер, во влагалище и в анальном отверстии. Ей даже показалось, что это оно жжет кожу. Она помочилась и полезла в ванну. Надо смыть это все. Смыть… Вот только как теперь смотреть в глаза этим двум извращенцам? Наверное, придется уехать. Наверное? Нет, наверняка придется уехать.

Смыв с себя отвратительную вязкую жидкость, Олеся решила полежать в ванне. Проверила стенки и дно на наличие сгустков спермы, закрыла сливное отверстие и включила воду. Олеся села на дно и закрыла глаза. Боль не давала себя забыть. Но она была сладкой. Олеся думала, что вместе с болью придет и стыд, и отвращение к собственному телу, к сексу и к мужчинам. Но с болью все еще было наслаждение. Она просунула руку между ног и схватила себя за внутреннюю сторону бедра. Боль и наслаждение. Еще пять минут назад ей хотелось сбежать из этого дома, никогда не встречаться с Фаридой и отцом Константина, но сейчас… Боль и наслаждение. Она вспомнила тугие струи спермы, изливающиеся на ее лобок, живот и грудь. Олеся даже пожалела, что это не она отсосала… И пусть это не Юра, пусть не тот единственный, с кем она когда-либо занималась любовью, наплевать. Главное — боль и наслаждение.

Она готова была сбежать, но теперь она решила остаться. И завтра же без зазрения совести она спустится вниз к завтраку.

Олеся все еще хотела секса (боли и наслаждения), поэтому, когда в ванную комнату вошел Юра, она не удивилась. Не удивилась, но напряглась. Хотела прикрыть наготу, но Юра присел на ванну и оттянул руку от грудей, а с промежности она убрала сама.

— Продолжим? — спросил мужчина.

Теперь это был старик с синим лицом. От Юрия ничего не осталось. Да и не должно было. Олеся попыталась вырваться, но четыре когтистые лапы придавили девушку ко дну ванны. Олеся попыталась позвать на помощь, но еще одна — пятая — зажала ей рот. В это же время шестая мускулистая рука расстегивала ширинку старика.

Наташа не знала, как реагировать. Чертов сценарист, казалось, совсем не прописал шаги отступления. Иначе почему она еще здесь, стоит в облезшей ванне и прислушивается к шороху в стенах? Зачем одна бродит по враждебному дому?

Дверь в ванную комнату распахнулась. Наташа резко обернулась и едва не упала. Поскользнулась и, взмахнув своей пращой, запустила пузырек шампуня в угол к стиральной машине. И тут же раздались шаги, будто кто-то стоял у двери, ожидая, когда Наташа выйдет, и удалились в сторону лестницы. Там затихли, раздался отвратительный смех, и обладатель этого жуткого смеха побежал вниз. Наташа так и осталась стоять в ванне, не решаясь переступить через край.

Нужно уезжать!

— Мама…

К черту! Илья погиб! А здесь ее пытается удержать злой дядя. Да, именно злой, отвратительный дядя. Наташа наконец-то переступила на пол. Обернулась, чтобы взглянуть на ванну и снова была удивлена. Кран подмигнул ей отраженным в хроме светом ламп, а эмаль на дне была девственно-чистой. Только вот, казалось, слив был забит. Она нагнулась, чтобы разглядеть.