Джон Янг в книге «Христос истории» задает следующий вопрос: «… Как получилось, что из всех людей лишь Он поднялся до духовного совершенства? Если Бог сделал это для укрепления благочестия и добродетели на земле однажды, то Он мог сделать то же самое и в другие времена, в других обстоятельствах. Иными словами, если бы Иисус был только человеком, то в последующие века мы встречали бы других, подобных Ему, и призванных исправлять, учить и оживлять мир. Но Господь этого не сделал…"

«Мы инстинктивно отделяем Христа от других людей, — отмечает Карнеги Симпсон. — Встречая Его имя в каком-нибудь списке выдающихся личностей, рядом с Конфуцием и Гете, мы чувствуем, что нарушается здесь не столько религия, сколько справедливость. Иисус не принадлежит к выдающимся мировым деятелям. Можно говорить об Александре Великом (Македонском), о Карле Великом, о Наполеоне Великом, если угодно… но не о Христе. Христос — не Великий. Он — Единственный. Он — просто Иисус. К этому нечего добавить… Он выходит за рамки любого анализа. Он низвергает наши каноны человеческой природы. Он выше всякой критики. Он заставляет наш дух благоговеть».

Как пишет Филипп Шафф, «Его усердие никогда не оборачивалось пристрастием. Его постоянство — упрямством. Его добросердечие — слабостью. Его нежность — сентиментальностью. Его неземная природа была свободна от безразличия и нелюдимости. Его достоинство — от гордости и самодовольства. Его дружелюбие — от чрезмерной фамильярности. Его самоотречение — от мрачности. Его сдержанность — от суровости. Он сочетал детскую невинность с мужеством, всепоглощающую преданность Богу с неустанным интересом к благоденствию людей, любовь к грешникам — с непримиримым осуждением греха, властное достоинство — с чарующей скромностью, бесстрашие и отвагу — с разумной осторожностью, несгибаемую твердость — с обаятельной мягкостью».

В разговоре с поэтом Робертом Браунингом Чарльз Лам говорил о чувствах, которые бы они испытали, если бы в комнату вошел кто-нибудь из великих людей прошлого. «А что, если бы вошел Христос?» — спросили его. «Если бы к нам явился Шекспир, — ответил Лам, — нам всем следовало бы встать перед ним. Но перед Христом нам следовало бы упасть ниц, чтобы поцеловать край Его одежды».

Гриффит Томас подчеркивает, что Христос «воплощает четкое Божественное вмешательство в жизнь человека в определенный момент истории. Все наши взгляды основаны на этом великом чуде — личности Христа».

«В Нем сходятся все добродетели других людей, и мы не ошибемся, если скажем, что ни одной из добродетелей, свойственных человеку, в Нем не отсутствует».

Еврейский ученый Клаузнер считает, что «Христос был более евреем, чем любой еврей, даже более евреем, чем Гиллель».

Трудно спорить с тем, что Христос учил самым чистым и высоким нравственным правилам, этической системе, затмевающим все моральные положения и максимы мудрейших мыслителей древности.

Джозеф Паркер в своей книге «Се Господь» пишет, что «Замыслить Христа мог только Христос».

Иоганн Готтфрид фон Гердер считал Христа «в благороднейшем и совершеннейшем смысле идеалом человечности».