— Татуировщик? — переспрашивает Лале. — Хочешь сказать, это сделал ты?

— У меня не было выбора, — пожимает плечами Пепан, глядя прямо в глаза Лале.

— Не этот номер выбрал бы я себе в качестве первой татуировки, — качает головой Лале.

— А что бы ты предпочел? — спрашивает Пепан, и Лале застенчиво улыбается. — Как ее зовут?

— Мою девушку? Не знаю. Мы пока не встретились.

Пепан фыркает. Двое дружелюбно молчат. Лале проводит пальцем по цифрам на руке.

— Что у тебя за акцент? — спрашивает Лале.

— Я француз.

— А что со мной было? — наконец спрашивает Лале.

— Сыпной тиф. Ты едва не умер.

Лале вздрагивает:

— Тогда почему я сижу здесь с тобой?

— Я проходил мимо твоего барака как раз в тот момент, когда тебя швырнули на тележку с мертвецами и умирающими. Какой-то парень умолял эсэсовца оставить тебя, обещая за тобой ухаживать. Когда они вошли в следующий барак, он скинул тебя с тележки и поволок в свой барак. Я подошел и помог ему.

— Давно это было?

— Семь или восемь дней назад. Соседи по бараку ухаживали за тобой по вечерам и ночью. А я был с тобой днем, когда получалось. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Не знаю даже, что сказать, как тебя благодарить.

— Благодари того человека, который столкнул тебя с тележки. Именно его смелость вырвала тебя из лап смерти.

— Поблагодарю, когда узнаю, кто это. А ты не знаешь?

— Нет. Прости. Мы не познакомились.

На несколько мгновений Лале закрывает глаза, подставляя лицо солнечному теплу и впитывая из него энергию, волю, желание жить. Он распрямляет поникшие плечи, и к нему возвращается решимость. Он все-таки жив. Поднявшись на трясущихся ногах, он потягивается, стараясь вдохнуть новую жизнь в хилое тело, нуждающееся в отдыхе, питании и питье.

— Садись, ты еще слишком слаб.

Соглашаясь с очевидным, Лале так и делает. Только теперь спина его прямее, голос тверже. Он улыбается Пепану. Старина Лале вернулся и жаждет информации почти так же сильно, как еды.

— Вижу, ты носишь красную звезду.

— Ах да. В Париже я преподавал в университете и был слишком открытым, на свою беду.

— Что ты преподавал?

— Экономику.

— И, будучи преподавателем экономики, ты попал сюда? Каким образом?

— Понимаешь, Лале, человек, читающий лекции о налогообложении и процентной ставке, поневоле вовлекается в политику страны. Политика поможет тебе понять мир, а в какой-то момент ты перестаешь его понимать, и потом из-за политики тебя бросают в лагерь военнопленных. Как из-за политики, так и из-за религии.

— И ты вернешься к той жизни после освобождения?

— Оптимист! Я не знаю, что ждет меня в будущем, и ты тоже не знаешь.

— Значит, никакого магического кристалла?

— Нет, конечно.

Не обращая внимания на шум строительства, лай собак и крики конвойных, Пепан наклоняется вперед и спрашивает:

— У тебя и характер такой же сильный, как организм?

Лале встречается взглядом с Пепаном:

— Я должен выстоять.

— Твоя сила может обернуться слабостью, если учесть обстоятельства, в которых мы оказались. Обаяние и приветливая улыбка могут навлечь на тебя беду.

— Я справлюсь.

— Что ж, тогда, быть может, я смогу помочь тебе выжить здесь.