— Это не одно и то же…

— Да, но так распорядилась жизнь. Когда у нас трудности, когда нам кажется, что мы не выдержим, нам надо заглянуть в себя. Там мы найдем ответы.

Она говорит от чистого сердца. Она верит в это. Мы справимся. Мы сможем сделать то, что должны. И, слушая ее, я тоже начинаю верить в это.

Сара обнимает девочек, закутавшись вместе с ними в одеяла. Самое страшное позади, мы все успокоились. Теперь я могу отправиться по другим делам. Чувствую, что мои глаза открыты, по-настоящему открыты. В прошлый раз я чувствовал себя так перед наступлением Хаоса. Тогда я знал, что должен попытаться помочь людям, вытащить их из Лондона. Но с тех пор я прятал голову в песок, отрицая себя, надеясь, что мир оставит меня в покое. Я больше так не могу. Не уверен, что у меня получится вести себя иначе, но хотя бы знаю, с чего начать. Надо найти Дэниэла.

Прохожу через аббатство и попадаю во двор. Люди замечают меня. Некоторые пытаются на ходу пожать мне руку. Я не делаю непонимающего лица и не притворяюсь, будто ничего не заметил.

Не опускаю взгляд. Когда они заговаривают со мной, я останавливаюсь, пожимаю протянутые руки, смотрю прямо в глаза. Какое бы число я там ни увидел, я разговариваю со всеми одинаково доброжелательно.

— Куда ты сейчас? — спрашивает меня кто-то.

— Обратно к бункеру, — отвечаю. — Я должен найти своего друга, того, кто спас меня.

Вокруг меня собираются люди. Кое-кого из них я уже видел на кладбище. Они тоже хотят идти со мной. Вместо того чтобы отмахнуться от них, я принимаю их помощь. И вот все вместе мы идем по улицам, мимо куч щебня, палаток и разрушенных магазинов, к холму. Над нами кружит беспилотник, фиксирует каждое наше движение.

— Вы знали о бункере? — спрашиваю.

— Знали. Плоховато они охраняли свою тайну. Половину продуктов и прочего мы получали оттуда. Черный рынок. А когда стали исчезать люди, пошел слух, что их прячут в этот самый бункер.

— И часто люди исчезали?

— Если они начинали организовывать что-то, поднимать шум, доставлять неудобство. Если они были не такими, как все. Их просто изолировали. Только что они были здесь, раз — и их уже нет.

Крики в ночи, засохшая кровь на стенах. Сколько же их там было и есть?

— Смотрите!

Мы подошли к подножию травянистого склона. Вниз с холма спускаются люди. Раненые. Спотыкаются и хромают. Один из тех, с кем мы сюда пришли, внезапно меняется в лице, вскрикивает и устремляется вперед. Добежав до того, кого он узнал издалека, он бросается к нему, крепко обнимает, не в силах произнести ни слова. И только потом они начинают хлопать друг друга по плечу и наперебой разговаривать.

— Пропавшие возвращаются, — бормочу я.

Мой взгляд скользит по вновь прибывшим.

У многих ушибы и порезы. Кто-то хромает и идет в паре или тройке с другими, поддерживая друг друга. Кто-то движется медленно, до сих пор не оправившись от шока. Есть и такие, кто вне себя от счастья и парит, точно птица, выпущенная из клетки. Всех их встречают добрыми словами, всем протягивают руку помощи и ведут к аббатству.

Судя по непрекращающемуся потоку беженцев, пока все не выйдут, к бункеру мне будет не пробраться. Остается только ждать, что я и делаю. Подойдя к зарослям ежевики у выхода, я присоединяюсь к радушным приветствиям, рукопожатиям, указываю дорогу вниз с холма. Последним идет Дэниэл.