— И тогда ты уйдешь?

Кассандра подлила себе из графина портвейна, за который, вероятно, принялась до прихода Кимми. Тщательно контролируя каждое движение, аккуратно поднесла рюмку ко рту и отхлебнула большой глоток.

— Ничего не могу обещать.

— И какие же это вопросы?

Кассандра так глубоко затянулась сигаретой, что на выдохе наружу не вышло ни малейших следов дыма.

— Где моя мать?

— О господи! — Кассандра возвела взгляд к потолку, приоткрыв от удивления рот. — Так ты это пришла спросить? — И, резко повернувшись к Кимми, сказала: — Да она давно умерла. Вот уже тридцать лет, как ее, бедняжки, нет на свете. Неужели мы забыли тебе сказать? — Она снова посмотрела на потолок и удивленно хмыкнула, после чего посмотрела на Кимми — с жестким, безжалостным выражением. — Твой отец давал ей деньги, и она их пропивала. Достаточно тебе этого? Как странно, что мы не сказали тебе! Но теперь ты знаешь. Довольна?

Это слово пронзило Кимми до глубины души.

— А отец? Ты что-нибудь знаешь о нем? Где он сейчас живет?

Кассандра ждала этого вопроса и заранее морщилась. Сама мысль об этом человеке вызывала у нее отвращение. Если кто и ненавидел Вилли К. Лассена, то это она.

— Не понимаю, зачем тебе это! Да хоть бы он сгорел в аду — тебе не все ли равно? Или ты, дурочка, просто хочешь убедиться, что это так, чтобы порадоваться? Твой отец сейчас действительно мучается, как в аду.

— Он болен?

Может быть, полицейский тогда сказал Тине правду?

— Болен? — Кассандра загасила сигарету и развела руками, растопырив перед Кимми пальцы с неухоженными ногтями. — У него рак, все болит, и он терпит адские муки. Сама я с ним не общалась, но слышала от других, что он мучается ужасно. — Сложив губы колечком, она выдохнула с такой силой, словно выпустила из себя дьявола. — Он не доживет до Рождества, и я только рада. Ты тоже?

Поправив платье, она потянула к себе рюмку с портвейном.

Значит, остались только трое: Кимми, малютка и Кассандра. Два чертовых «К» и маленький ангел-хранитель.

Кимми подняла с пола сумку и поставила ее на стол рядом с графином.

— Скажи мне, это ты впустила тогда ко мне Кристиана, когда я ждала мою малышку?

Кимми приоткрыла сумку, и Кассандра проследила взглядом за ее руками.

— Господи боже мой! Неужели у тебя в сумке это безобразное существо! — По глазам Кимми она прочитала, что это так и есть. — У тебя с головой не в порядке! Убери ее сейчас же!

— Почему ты открыла дверь Кристиану? Почему ты позволила ему подняться ко мне? Ты же знала, что я беременна. Я говорила тебе, что хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Почему? Да какое мне было дело до тебя и твоего ублюдка! Чего еще ты могла ожидать?

— И ты спокойно просидела в гостиной все время, пока он меня избивал? Ты же не могла не слышать ударов. Ты могла даже сосчитать, сколько раз он меня ударил. Почему ты не позвонила в полицию?

— Я знала, что ты получаешь по заслугам.

В голове у Кимми подняли крик ее голоса.

Удары, темные чуланы, насмешки, обвинения. Все это загудело в голове, и надо было положить этому конец.

Одним прыжком она подскочила к Кассандре, вцепилась в волосы, уложенные в высокую прическу, запрокинула назад ее голову и влила ей в рот остатки портвейна. От неожиданности выпучив глаза, Кассандра лишь таращилась в потолок. Портвейн попал в дыхательное горло, и Кассандра закашлялась.