Деньги в Америке вели себя неправильно. Филадельфия должна была об этом знать в первую очередь, поскольку сама взвалила на себя долг знать о стране все. Но даже иностранцы, которых город притягивал, как самое замечательное место в США, признавали, что тот совсем не похож на остальную Америку.

Страна вовсе не была уверенной в своих силах, цветущей или преуспевающей. Скорее, ее массово охватила смесь тревоги и надежды. Жизнь казалась суровой и неустроенной, велась в неистовом возбуждении и неотвязном страхе неудачи не только на отодвигающейся все дальше на запад границе. Это была страна — множество стран, — где на смену ясности Старого Света, сколь бы тесной и удушливой та ни была, пришли ослепительные до боли возможности и сумрачные перспективы поражения.

Источники беспокойства — Детекторы подделок — «Саквояжники» — Мошенники — Банкноты спекулятивных банков

Признавшись Биддлу в своем страхе перед банками, Джексон занял стратегически выгодную позицию. Он был избран без всякой связной программы, просто как генерал и человек, побивший англичан под Новым Орлеаном. Противники пытались повернуть это обстоятельство против него: рисовали Джексона военным вождем, который погубит страну, как Наполеон погубил Францию. Он безрассудно растопчет тщательно выстроенную систему сдержек и противовесов, ограничивавших главу исполнительной власти. Но другим он казался последним представителем революционного поколения в политике, и было не найти более подходящего человека, который укрепил бы основополагающие принципы республики. Джексон имел бешеную популярность. Огромная толпа следовала за ним к Капитолию на его инаугурацию в качестве президента и одобрительно загудела, когда он нарушил традицию и вежливо ей поклонился. Она сочла, что ее пригласили в Белый дом, где истоптала шелковую обивку мебели, на которую люди забирались, чтобы получше видеть, съела все приготовленное мороженое, перебила посуду и уплела золотыми ложками желе. В конечном счете ее пришлось выманивать обратно на лужайку дымящимися котлами горячего пунша: окна распахнули, чтобы помочь массе народа выбраться наружу. Сторонники Джексона сочли, что день прошел неплохо. Впоследствии при Джексоне Белый дом был открыт для всех желающих: «От вице-президента до пьяного копателя канав в грязном плаще в красную клетку, — как заметил один очевидец. — Это зрелище поражает своей демократичностью, но, по правде сказать, она вызывает у меня отвращение».

Новый президент оказался на политическом минном поле. Нация была разобщена как, пожалуй, никогда за все время с момента обретения независимости. Рабовладельческий Юг желал свободы торговли, которая помогла бы ему увеличить экспорт хлопка. Север хотел протекционистских тарифов, которые защитили бы его промышленность. Запад хотел, чтобы федеральное правительство взяло на себя расходы по развитию инфраструктуры, вроде каналов и шоссе, строительство которых продвигал самый изворотливый в стране политик, Генри Клей. Духовный наследник Александра Гамильтона, в 1820-е годы Клей счел долгом правительства способствовать развитию Америки и уравнивать усилия отдельных граждан. Государство должно строить каналы, дороги и порты, делать все возможное для поощрения заселения запада и облагать пошлинами ввозимые товары, чтобы защитить нарождавшуюся американскую промышленность. Подобно методу печати Перкинса, политика Клея тоже получила название «американская система»: она была схожа с зачатками массового производства в том, что продвигала идею стандартизированных благ для всех. Подобно Гамильтону тридцатью годами ранее, Клей был уверен, что успех в погоне Америки за счастьем напрямую зависит от ее способности быть достаточно сильной и не допускать вмешательства европейских держав в дела Западного полушария. Надежды Джефферсона на конфедеративную по устройству республику — или даже союз нескольких — ныне безнадежно устарели. Миру предстояло подчиниться ненасытным промышленным державам, стремящимся обеспечить себе новые ресурсы и рынки сбыта.