Однако, когда владельцы серебряных шахт попытались найти покупателя в лице Монетного двора, они обнаружили, что США молчаливо и сами отказались от привязки к серебру. Это событие назвали «преступлением 1873 года», но в реальности это была трясина из сомнений, теории и политики, в которой на всю следующую четверть века увязла и беспомощно барахталась Америка.

По прошествии времени стало очевидно, что нет никакой разницы в том, был доллар золотым, серебряным, бумажным или в виде банковских кредитов. На практике они все больше представляли собой кредиты — страна переходила на использование чеков, чьим современным эквивалентом являются пластиковые карты. Наш достаток не обеспечивается ничем осязаемым, даже бумагой: деньги — это цифры + правила + вера. К концу XIX века четыре из пяти долларов существовали только в банковских книгах. Почему люди не видели, что вид используемой ими валюты больше не имеет особого значения — важно только ее количество? Почему американцы, которые, прежде всего, были экспериментаторами, не видели этого?

Цифры тогда не перемещались так быстро, как сейчас: пользуясь профессиональным жаргоном, деньги были неэластичны. Привязанные к драгоценному металлу и его резервам, они не всегда оказывались в нужное время в нужном месте. Промышленность, находившаяся в городах, создавала собственные денежные центры; сельское хозяйство на огромном пространстве в тысячи квадратных миль — нет. Человеку, готовому дать денег взаймы в Нью-Йорке и Чикаго, трудно найти дорогу к затерявшемуся в неизвестности фермеру, желавшему взять в долг.

Деньги в Нью-Йорке и Чикаго были связаны с деньгами за рубежом. Пока они обеспечивались металлом, потребность фермера в деньгах, возможно, могла быть удовлетворена где-нибудь в Европе, где металл лежал без дела и ждал спроса. Должно было пройти немало времени, прежде чем слабый сигнал от фермера смог бы просочиться через несколько слоев посредников, задача каждого из которых — помочь решить, куда направить деньги.

Поэтому единственным ответом на периодический кризис, когда денег не оказывалось в нужном месте, а нуждавшиеся в них разорялись, в то время как в другом месте деньги копились без дела, стало требование увеличить их количество. Если местные банки могли бы выпускать и ссужать больше купюр, ограничение кредита удалось бы преодолеть. Если бы деньги были дешевле и водились в большем изобилии. никаких ограничений кредита вообще не существовало бы. Классические экономисты называли это дезорганизацией капитала и денежного обращения. Но многие современники указывали на то, что высокая стоимость займов кормила тех. кто был виноват в ограничении финансов. Банкир получал более выгодную для себя процентную ставку из-за «дорогих денег». Он находился на Восточном побережье. а то и вообще по другую сторону Атлантики и не давал разрешить ситуацию с недостаточностью денег, препятствуя любым попыткам выпускать их большее количество.

НАЧИНАЯ с Джефферсона, американцы крайне бдительно относились к британским попыткам реорганизовать финансы Америки к своей вящей выгоде. Они никогда не сомневались в том, что такую попытку предпримут. Великобритания была богата и располагала целой империей, но от нее вполне следовало ожидать отношения к Соединенным Штатам как к сбежавшей колонии. Америка, разумеется, во многом была отстроена на английских капиталах, но англичане всегда жаловались на риски. Доллар был нестабилен, а прибыли не всегда отвечали ожиданиям. От некоторых долгов со скандалом отказывались: «Янки-дудл берет взаймы, Янки-дудл тратит, — напевал один разъяренный английский поэт в 1840-е. — А потом он игнорирует того простофилю, который эти деньги дал». (Сколь массово, должно быть, инвестировали англичане, если даже их поэты владели американскими ценными бумагами!) Некоторые американцы оказались охвачены паническим ужасом перед «атакой» со стороны Ломбард-стрит, по крайней мере, так они позднее утверждали.