Первым желанием Олега было бежать отсюда, отступить как можно скорее, но было и другое хотение — отомстить наглецу Джеронимо, наказать так, чтоб неповадно было даже смотреть в его сторону.
— Они близко! — выдохнул Ташкаль.
— Знаю, — процедил Сухов.
— Ну? — рявкнул Джеронимо и с презрением сплюнул в траву жёлтую струю табачной жвачки. — Струсил?
— Да как тебе сказать… — медленно заговорил Олег, шаря глазами по кустам гибискуса и бегонии. Вот они!
Красно-бурые муравьи-кочевники полезли из зарослей плотным шевелящимся ковром, живым потоком футов в семьдесят поперечником.
Вооружённые кривыми жвалами-мандибулами, они шли, наступали, валили со скоростью человека, бегущего трусцой. Бесстрастно и бесстрашно, гоня перед собой любых хищников, орда насекомых текла слепо и неотвратимо, как вулканическая лава.
Перон, обуреваемый злобным торжеством, чуток промедлил, не упредил угрозу — и тысячи Муравьёв с ходу набросились на него.
Не испытывая ничего, даже ярости, насекомые деловито уничтожали врага, кусая, жаля, поедая поедом, проникая под одежду, во все щёлочки.
Джеронимо заорал, завертелся на месте, стряхивая с себя мурашей, размахивая зачем-то бесполезным палашом, но мелкие бестии брали числом, живой, кусучей волной поглощая пирата.
Мгновение — и того накрыло с головой, погребая вонючее тело под толстым слоем копошащихся насекомых.
Перон сделал пару шагов, подгибая колени, взмахивая руками, и упал. Крики его смолкли, сменившись противным шорохом миллионов хитиновых лапок, и на Олега повеяло удушающими парами муравьиной кислоты, да так, что слёзы брызнули, а горло драло, будто наждаком.
— Бегом отсюда! — заорал Сухов.
Ташкаля уговаривать не пришлось, он и так стоял в позе «На старт… Внимание…»
Вдвоём они одолели поляну и ворвались в становище с криками:
— Спасайтесь! Муравьи идут!
Люди опытные тут же подпрыгнули как ужаленные, похватали оружие да прочие причиндалы морского разбойника и дунули прочь.
Те, кто смутно представлял себе опасность, ворчали, но стоило добраться до них первым муравьям-солдатам, как их движения сразу обрели быстроту.
— Не к морю! — надрывался Олег. — Муравьи идут туда же и нагонят нас! На север! На север!
Обходя по дуге муравьиный прилив, пираты устремились прочь от ползучего ужаса сельвы.
Как бы не час они ожесточённо врубались в заросли, пытаясь уйти как можно дальше, и их усилия оправдались.
А ещё час спустя передовой отряд выбрался на узкую, но хоженую тропу. С обеих сторон над путниками нависала густая листва красного имбиря и генекена, подлеска, каким-то образом выживавшего под мощными кронами капоковых деревьев.
Непередаваемое счастье — просто идти, переступая через корни, накалывая палашом очередную змею и отбрасывая её в сторону.
И никакой рубки!
Бивак разбили на возвышенности, в редкой роще хлопковых деревьев, где ветер с близкого моря сдувал москитов. Избавиться от кровопийц вовсе не удалось, зато они уже не брали, как прежде, неисчислимым количеством.
Когда стемнело, колья были вбиты и гамаки натянуты, навесы в виде шалашей без стен выставлены, а костры разожжены.