Когда снова открылась дверь в задней комнате в «Баре и Гриле» на Амстердам-авеню, примерно час спустя после ухода Дортмундера, Тини Балчер как раз заканчивал свой рассказ.

— …. после я вымыл топор и вернул его обратно в лагерь скаутов.

Ральф Уинслоу и Джим О’Хара с робкой надеждой посмотрели в сторону двери, но это оказался всего лишь Ролло. Он взглянул на Тини и произнес:

— Там пришел сладкий-вермут-не-разбавленный, мне кажется, он ищет тебя.

— Невысокий паренек? Смахивает на утонувшую крысу?

— Именно.

— Дай ему пинка под зад и отправь сюда, — ответил Тини.

Ролло кивну и закрыл дверь.

— Это мой приятель, — объяснил Тини, — с адресом копа, — и он ударил правым кулаком по левой ладони. — Наступают хорошие времена.

Уинслоу и О’Хара наблюдали за его руками.

Дверь слегка приоткрылась, и несмело выглянуло узкое, с заостренным носом, серой кожей лицо. Маленькие, напоминающие бусинки, глаза моргали, а из бескровного рта в виде дуги, опущенной вниз, раздался дребезжащий жалобный голос:

— Ты будешь злиться, Тини.

— Да.

— Это не моя вина, Тини, — маленькие глаза метались между Уинслоу и О’Хара и, не найдя поддержки, уставились на Тини. — Честно.

Тини всматривался в маленькое нервное лицо в двери.

— Бенджи, — произнес он, наконец, — помнишь того парня, который сказал мне, что никто не может поцеловать свой собственный локоть и как я потом ему показал на что он способен?

Уинслоу и О’Хара посмотрели друг на друга.

— Да, Тини, — ответило маленький человечек.

Ниже острого подбородка искривленное адамово яблоко то появлялось, то исчезало, как насос в нефтяном месторождении.

— Если я встану, Бенджи и подойду к тебе, то ты поцелуешь свой локоть.

— Ах, тебе не нужно вставать, Тини, — попросил Бенджи и резко влетел в комнату и закрыл дверь.

Худенькая фигура в сером, несколько безжизненных прядей волос крепились на небольшой серой коже головы. В дрожащей руке он держал стакан с вермутом, поверх которого пошла небольшая рябь. Он взял стул, где ранее сидел Дортмундер, прямо напротив Тини.

— Бенджи, иди сюда, — позвал Балчер и накрыл ладонью сиденье стула рядом с собой.

— Окей, Тини.

И он бочком обошел стол вокруг, сверкнул отчаянной улыбкой Уинслоу и О’Харе, как семафор на необитаемом остове, скользнул на стул рядом с Тини и поставил бокал на стол, расплескав при этом вермут на скатерть — не первое пятно. Тини дружелюбно положил руку на шею Бенджи.

— Это Бенджи Клопзик, — представил он своего знакомого. — До сих пор мой приятель.

— Я твой приятель, Тини.

Тини нежно потряс шею Бенджи, и голова маленького человечка заходила ходуном из стороны в сторону.

— Заткнись, Бенджи и познакомься с остальными. Это Ральф Уинслоу, это Джим О’Хара. Джим недавно вышел из тюрьмы.

— Как дела? — спросил человечек и жутко улыбнулся.

О’Хара ответил кивком, размером с прогулочный плац: крохотный, сфокусированный и практически незаметный. Уинслоу изобразил макабрическую пародию на восторг. Он поднял свой стакан, где кубики льда уже давно растаяли и произнес:

— Рад знакомству. Мы только что разговаривали, рассказывали друг другу истории. Тини поделился с нами очень интересными историями.