— Ты действительно имел это в виду?

— Что?

— То, что ты сказал Хортону, что прекращаешь борьбу.

— Да. Я не хочу рисковать — я боюсь снова потерять тебя.

С этого дня мы будем держать головы низко. Наш мир — это только мы, ты и я, и наши друзья здесь, в Джибтауне. Это будет хороший мир. Маленький, но хороший.

Небо было высокое и голубое.

Солнце жарило.

Ветер с залива приносил освежающую прохладу.

Через некоторое время она сказала:

— А как насчет Китти Дженовезе, там, в Нью-Йорке, где никто не пришел ей на помощь?

Я, не колеблясь, холодно отрезал:

— Китти Дженовезе мертва.

Мне не понравилось, как прозвучали эти слова, и не понравились прозвучавшие в них смирение и отказ, но я не стал отрекаться от них.

В морской дали танкер направлялся на север.

Над нами шелестели пальмы.

Мимо пробежали, смеясь, двое парнишек в плавках.

Позже, хоть Райа и не возвращалась к этой теме, я повторил:

— Китти Дженовезе мертва.

Той же ночью я лежал без сна рядом с Райей в нашей постели, думая о некоторых вещах, в которых не улавливал смысла.

Во-первых: гоблины-уродцы в клетке в подвале дома Хэвендалов.

Почему гоблины оставили своих детей-уродов в живых? Учитывая их поведение, сходное с поведением муравьев, и склонность к непомерно жестоким решениям, было бы естественно для них убить неудавшееся потомство при рождении. В самом деле, они были запрограммированы на то, чтобы не иметь других эмоций, кроме ненависти и некоторого страха, достаточного, чтобы поддерживать инстинкт самосохранения. И, черт возьми, их создатель — человек — не давал им способности любви, сострадания или чувства родительской ответственности. Их усилия для сохранения жизни своему мутированному потомству, даже в убогих тюремных условиях, были необъяснимы.

Во-вторых: почему электростанция в том подземном сооружении была такая большая и вырабатывала в сотню раз больше энергии, чем им когда-либо могло понадобиться?

Когда мы допрашивали гоблина с помощью пентотала, возможно, он не сказал нам всей правды о назначении убежища и не раскрыл истинных далеко идущих планов демонов. Разумеется, они запасали все, что могло понадобиться, чтобы выжить в ядерной войне. Но, может быть, они не намеревались просто бродить по руинам мира после катастрофы, уничтожая выживших людей, а затем убить себя самих. Возможно, они осмелились думать о том, чтобы искоренить нас и после этого завладеть Землей, выжив с нее своих создателей. А может, их намерения были слишком темными, чтобы я смог понять их, настолько же чуждыми нам по своей цели и средствам, насколько их мыслительные процессы чужды нашим.

Всю ночь я боролся с простынями.

Два дня спустя, опять нежась на пляже, мы услышали обычную серию плохих новостей в промежутке между рок-н-роллами. Новое коммунистическое правительство Занзибара заявляло, что оно вовсе не подвергало пыткам и не казнило больше тысячи политзаключенных. На самом деле их освободили, но каким-то образом вся тысяча, как один, судя по всему, пропала по пути домой. Вьетнамский кризис все ухудшался, кое-где слышались голоса, что для стабилизации обстановки нужно послать туда американские войска. Где-то в Айове некто застрелил свою жену, троих детей и двоих соседей, полиция разыскивала его по всему Среднему Западу. В Нью-Йорке снова шла гангстерская война. В Филадельфии (а может, в Балтиморе) двенадцать человек погибли при пожаре многоквартирного дома.