Воронцов решил непременно расспросить об этом Олега. Как только закончит с этой операцией.

Робот за пять минут на ощупь нашёл все камеры и заклеил их толстым светонепроницаемым пластырем. Хотя и было установлено, что они включаются автоматически при открытии двери, но вдруг американцы придумали какой-нибудь необнаруженный датчик, включающий камеры при попадании света в объективы. В принципе это была совершенно излишняя предосторожность, потому как именно многоуровневая и медлительная система безопасности не позволит вовремя принять действенные меры против неизвестно как проникших внутрь хранилища похитителей. Только для того, чтобы собрать вместе всех «членов правления», владеющих кодом, может потребоваться не один час. Они же не сидят круглосуточно в форте, у них и личная жизнь имеется.

Но по замыслу акции требовалось сохранять её в тайне до нужного момента.

Всё. Робот включил фонарик, проверяя качество своей работы и одновременно подавая сигнал, что дело сделано. Теперь можно открывать «окно» с поста управления СПВ на «Валгалле» и приступать к следующему этапу. Даже получив свободный доступ в хранилище, выгрузить из него, пусть и с помощью андроидов, во много раз более сильных и быстрых, чем человек, триста с лишним тысяч слитков (если принять за стандарт вес в семьсот девяносто пять унций, или двадцать пять килограммов) – задача непростая. Воронцов просчитал и это. Если установить в хранилище ленточный транспортёр и подавать на него по два слитка в секунду – потребуется почти двое суток непрерывной работы. И ещё столько же – чтобы повторить то же в Нью-Йорке. Многовато для операции, смысл которой именно в секретности и молниеносности.

Время – вот самый лучший защитник набитых золотом пещер, чего тоже не смог сообразить прямолинейный, как рельс, американский ум.

Дмитрий перебрался внутрь подвала. Воздух там был затхлый и какой-то «выдохшийся», словно «Нарзан» в долго простоявшей открытой бутылке. Как будто молекулы кислорода фильтровались сквозь бетон быстрее, чем азот и углекислый газ. И пахло как-то странно. «Золотом», – с внутренней усмешкой подумал Воронцов. А почем бы и нет? За столько лет такая масса металла должна же хоть насколько-то испаряться? В трюмах кораблей, особенно немолодых, всегда ведь пахнет ржавым железом.

Пусть и имел он привычку к глухим отсекам, трюмам и коффердамам, где сухопутному человеку обычно очень не по себе – клаустрофобия сразу начинается, но здесь и Дмитрий чувствовал себя некомфортно. Едва ли только от того, что вокруг немыслимая толща бетона и скал. Очевидно, кроме специфического запаха золото испускало какую-то эманацию, влияющую на психику. Где-то Воронцов читал, что в состав современных слитков входит значительная доля металла, много веков и тысячелетий назад существовавшего в виде согдийских, парфянских, римских и греческих монет, священных сосудов и украшений египетских красавиц эпохи Древних царств[152]. Вот каким-то образом и аккумулировалась тогдашняя аура, а при такой концентрации золота она, наверное, фонит не хуже урана или плутония. Бог знает что от этой радиации подцепить можно.