– Что ты имеешь в виду?

– Мы с Эдом не слишком подходили друг другу, – без обиняков ответила она. – И случившееся помогло раскрыть мне на это глаза.

– Что-то типа шоковой терапии?

Она улыбнулась:

– Да-да.

– Так теперь ты на Бали одна?

По улочке пролетел мопед, и Кейти невольно вдохнула оставшиеся после него в воздухе выхлопы.

– Да.

– Ну, будь там поосторожнее. Поосмотрительнее.

– Хорошо.

– Как тебе – нравится путешествовать?

– Порой трудновато. Немного одиноко. Но, в общем, бодрит. – Ей хотелось сказать ему, как ей его не хватает, но она осеклась и вместо этого добавила: – Интересно ездить по тем же местам, что и вы с Миа.

– А как тебе Западная Австралия?

– Красота. Немного пустынно, конечно, но невероятно красиво. Просторы поражают. Порой часами едешь на автобусе – и ни одной встречной машины. Даже немного жутковато.

– А Бали?

Кейти подняла глаза. Надвигалась ночь, и ей стало слегка не по себе. Вероятно, для нее Бали навсегда останется местом, где Миа провела последние недели своей жизни.

– Пока не знаю, – ответила она, приглаживая свободной рукой волосы. – Ладно, расскажи-ка мне лучше о себе. Как ты там все это время?

– Если честно – не очень. Порой мне все еще не верится, что ее больше нет. Иду в Порткрэй – и мне кажется, что она меня сейчас вот-вот догонит.

Кейти вспомнился тот сюрреалистичный мартовский день, когда хоронили Миа, и колючий ветер, пробиравший ее до костей возле церкви. Она вспомнила Финна в темно-синем костюме, с загорелым, но осунувшимся лицом.

Телефон трижды издал звук, предупреждающий о том, что деньги на исходе. Она поискала в сумке мелочь, но в ней остались лишь купюры.

– Послушай, Финн, у меня сейчас могут закончиться деньги, а я позвонила тебе, потому что хотела кое-что объяснить…

– Да-да, говори.

Но сказать нужно было так много, что она не знала, с чего начать.

– Дневник Миа помог мне кое в чем разобраться.

– В чем?

– Я теперь знаю, почему она улетела на Бали. – Она сделала паузу. – Ты ее не бросал.

– Нет. Это она от меня улетела.

– Я ведь не дала тебе возможности все объяснить. Прости меня за то, что произошло на похоронах…

– Тебе не за что извиняться, – категорично возразил он. Непринужденность исчезла из его тона. – Я нес за Миа ответственность. Я должен был сообщить тебе, что она на Бали.

– Нет, Финн…

– Ей нельзя было лететь туда одной.

– Ты в этом не виноват.

– Не виноват? – Его тон стал резким и холодным.

Сигналы в трубке становились все громче, пока не слились в один – высокий и продолжительный.

Кейти отыскала тихий ресторанчик, заказала себе лапшу и, облокотившись о стол, смотрела, как она остывает. Время от времени она тыкала ее вилкой, и блестящие разбухшие лапшинки шевелились, извиваясь.

Она продолжала думать о Финне, и теплые воспоминания об их прошлом были похожи на поцелуи: тихое потрескивание лопающихся мыльных пузырьков на ее пальцах, когда они впервые поцеловались; его мурлыканье себе под нос, когда он готовил еду; прикосновение ко лбу его губ, когда он оставлял ее спящей в кровати. Но потом на первый план выдвинулись совсем другие картинки: Финн с Миа, она – на нем, и они занимаются любовью на скалах; их улыбки и объятия после приземления в красной пыли с еще парящими в небе над ними парашютами; упавшая на лицо Миа прядь волос, когда она, повернувшись, увидела Финна, ждавшего ее в аэропорту Петра.