— Боюсь, отныне это я с ними церемониться не стану, — тихо-тихо прошептал я, давая ответ своим мыслям, а не Каталаму.

Но тот меня услышал. Подозрительно посмотрел, опять почесал грязные волосы и резко удалился. Я только услышал: «ну-ка, дети ослов, принесите ему овчину со склада», и остался в полном одиночестве. Облегчённо выдохнул и растянулся на топчане. Казалось, со своих плеч я сбросил груз весом в тонну. Неожиданная стычка с подонками в деревне оставила заметный след в моей душе. Именно тогда я понял, что выкорчёвывать зло надо безжалостно и не испытывать угрызений совести. Хоть это не террористы, с ними тоже нельзя вести переговоры. Их надо уничтожать. Как я и поступил. И если во всём этом принимают участие религиозные деятели, если ради золота они готовы идти на такую подлость, их тоже надо уничтожать. Если местное духовенство заражено ядом эгоцентризма и прежде всего думает о собственном выживании за счёт стада, это надо остановить. Надо постараться сделать так, чтобы бедные люди перестали чувствовать себя безропотным стадом. Надо дать им надежду. Надо дать им веру в то, что конец не неизбежен. Что всё ещё можно изменить. Что я — аниран — здесь именно для этого.

Но о таких сложных материях я пока был не готов думать. Мысли постепенно формировались в моей голове, но чёткой идеи пока не было. Мне надо больше узнать про отношения церкви и светской власти. Про отношения с простым народом. Информации пока крайне мало, но, вроде бы, я понял, у кого могу её получить. Этот крепкий сотник с седеющей бородой смотрел на меня очень подозрительно. Возможно, он догадывается, что я не простой-обычный душегуб. И я, пожалуй, поговорю с ним, когда придёт время. Задам вопросы и, надеюсь, получу ответы. И уже тогда буду решать, что делать дальше.

А пока самому себе смело могу сказать одно: ты поступил верно, когда принял решение не возвращаться в лагерь. Если бы ты не оказался вовремя там, где оказался, сколько судеб было бы исковеркано? Сколько жизней загублено? Сколько несчастных родителей потеряли бы детей? Но ты, вместо того, чтобы в одиночестве идти по лесу, сделал то, для чего и был возрождён — ты спас. А значит, сделал правильный выбор.

Исполняя приказ вышестоящего начальства, мне принесли не самый свежий каравай, охапку сена и тёплую шкуру. Практически не жуя, я проглотил хлеб, снял мокрую обувь и завалился на топчан. Свернулся калачиком, укрылся шкурой и уснул как солдат после долгого ночного дежурства — моментально. Голос не беспокоил меня и, наверное, спал я очень-очень долго. Но такое понятие как время для меня давно перестало существовать. Я следил лишь за сменой дня и ночи и уже давно забыл про дорогие наручные часы.

Потому когда проснулся в темноте, которую разгонял лишь свет затухавшего факела, не сразу сообразил, где нахожусь. Мощно зевнул, потянулся, захрустев сразу всеми суставами, и замер, когда заметил наблюдавшее за мной рыжебородое лицо. Тот самый королевский дознаватель, которого упоминал сотник, молча стоял перед решётчатой дверью, сложил руки за спиной и наблюдал за мной.