— Это так, — невесело усмехнулся Фелимид и осторожно прикоснулся к щеке. — Теперь это со мной навсегда. И всё ещё побаливает… Это, аниран, — показал он мне. — Награда от святого отца Эокаста за строптивость. Этот негодяй пытался сломать меня. И ему почти удалось…

— А ожёг на правой щеке? — тихо спросил Каталам.

— Тоже от святой церкви на память.

— Как же ты всё-таки вырвался, Фелимид? — я поморщился и грозно посмотрел на Бертрама. Хоть тот заметил мой взгляд, никак не отреагировал. Видимо, не считал, что обвиняет Фелимида огульно. — Мы ждали тебя… Мириам отправилась за тобой… Неужели принц Тревин тебе поверил?

Фелимид стал мрачнее тучи. Лицо покраснело, а глаза увлажнились.

— Да, принц поверил, — тихо произнёс он. — Но поверил не моим словам о аниране. Гибель Мириам развеяла его сомнения.

Охнул Каталам. Хоть я тоже услышал Фелимида, звуков не издал. Ибо не мог, потому что замер с открытым ртом. Я растерялся и не поверил. Не поверил, что та смелая женщина погибла.

— Мириам больше нет?

— Да, аниран, — горько вздохнул Фелимид. — Она всё же нашла возможность встретиться с Тревином. Нашла возможность с ним поговорить. Она мне рассказывала, что почти декаду обивала пороги покоев принца. Её отовсюду прогоняли, потому что тот не желал её слушать. Не желал о ней слышать. Но всё же она была настойчива. И он поддался на её мольбы. Они с ним были очень дружны в далёком детстве. Она мне говорила, что он позволил ей встретиться со мной один единственный раз перед казнью. И она воспользовалась этой возможностью.

К этому времени, правда, я уже был готов сломаться. Целая декада в застенках церкви любого лишит разума. Любого сломает. Но Мириам удалось переломить ситуацию. Она сама рассказала о аниране и за руку привела принца в темницу. Он ранее не поверил мне. Но поверил ей. А затем мы втроём сидели у решётки и долго разговаривали. И только тогда Тревин поверил окончательно. Только тогда убедился, что его не обманывают.

И он рассвирепел. Он разозлился и сказал, что ему о многом надо поговорить с первосвященником. Распорядился доставить того в его покои и заменить храмовников на личную стражу. Меня же отправили к лекарю. Отвели во дворец, чтобы смыть грязь, вдохнуть дыма и залечить раны. Там я дожидался принца, пока он занимался другими делами. Мириам же, — я как сейчас помню — сияя лицом, как утренняя заря, вернулась в поместье. Сказала, что не ляжет спать и будет меня ждать…

Фелимид затих. Каждое слово давалось ему тяжелее предыдущего. И я понял, что вскоре он расскажет самое сложное.

— Но я не вернулся ночью. Это время мы с принцем потратили на разговоры, — продолжил он после короткой паузы. — Он внимательно слушал и, в итоге, принёс извинения. Ему было горько, что он мог заподозрить меня в помощи душегубу. Горько, что сразу не поверил в прибытие анирана. Поэтому утром он отпустил меня домой. Наказал отсыпаться и ни о чём не беспокоиться… Но вернулся я не домой, — Фелимид опять тяжко вздохнул. — Я вернулся на пепелище. Ночью дом сожгли. Сожгли вместе с теми, кто спал внутри.