– Да… Шура, только поскорее, я очень прошу вас. И будьте осторожны. Вы еще долго?..

– Мы дольше разговариваем!

Перельман позвонит. Я был уверен. Я был почти уверен. Лев Михайлович умница. Своеобразная, но умница. Он не может не понять, что моя информация слишком горяча, чтобы держать ее при себе – обожжет. Утаивание ее – большие проблемы для рвущегося к детям, на землю обетованную, нештатного сотрудника КГБ Льва Михайловича Перельмана.

Значит, Грюнберг в Комарово. Следы заметает. Пусть. Не успеет. В одном месте заметет, в другом – не успеет. «Демьян», можно считать, уже под колпаком… Ну, будет под колпаком через час, а то и раньше. А на дачах – разберемся. А скорее всего, ни на какие дачи, ни на грюнберговскую, ни на мезенцевскую, не следует соваться. Зря Мезенцев полагает, что еще есть возможность выйти сухим из воды – вляпались, так вляпались. Задача – выйти из лужи с наименьшими потерями. Постараюсь ему объяснить. Да что там! Просто спеленаю и никуда не пущу, ни в какое Комарово! Для его же блага! И для своего!.. А жаль… А хотелось бы рвануть на дачу и там побеседовать с приятелем Мишей! В жесткой манере! За все! За себя! За Фэда! За… за все. В технике джан-кайтен. Я ему не Борюсик!

«Гуси летят…», Бояров, «гуси летят…». Встретимся с Грюнбергом, обязательно встретимся! Возможно, завтра. Возможно, в кабинете, подобном тому давнему, лихаревскому, и по тому же адресу. Свидетель Бояров и подследственный Грюнберг. «Каждый на своем месте…».

Я уложился ровно в двадцать минут. Главное, не превышать скорость, не шпарить на красный свет, не привлекать внимания. «Девятка» и «девятка». Перламутровая. И документы на машину в порядке, и права. Вот: Олег Алексеевич Драгунский. И фото на месте (долго ли его переклеить, ха!). Пусть ищут Боярова Александра Евгеньевича, а я – Драгунский. А вот завтра сам приду. Бояров. Сам. Но завтра. А сегодня…

«Девятку» я поставил во внутреннем дворе «Пальмиры» – «Северной Пальмиры», куда выходили оба черных хода. Мало ли почему «Олег» ее здесь оставил – пьян был в сосиску, предпочел на «тачке» добираться до дому. Юрка уже слинял. А остальным до фени – стоит «девятка» и стоит. До утра.

Пока я Николая Владимировича Мезенцева буду за шкирку держать в его собственном кабинете, чтобы не наделал необратимых глупостей. Ишь, с Грюнбергом решил договориться, скрутить Грюнберга решил! С Мишенькой можно и нужно договариваться только посредством ха-арошего маэ-гери, а после того уже и скручивать. Очень хочется самому, но… ладно, пусть этим займутся коллеги Головнина, покровители Перельмана.

Да, но если «Пальмира» уже закрыта, то и черный ход тоже… Черный ход был открыт. Ну правильно. Мезенцев-то ждет. Вот и запремся изнутри. До утра.

Я поднялся по лестнице, ступил в коридор, в конце которого пробивался свет из-под двери кабинета Мезенцева Н. В. Я ожидал, что при звуке моих шагов директор распахнет дверь и кинется навстречу. Но нет. И это меня насторожило. Конечно, я умею быть бесшумным, но тут-то зачем? И я протопал всеми своими девятью десятками килограммов первые метры, после чего насторожился и действительно стал бесшумным. Кто там, за дверью? Мезенцев? Или не Мезенцев? Или Мезенцев, но не один?