– Дискета! – напомнил Тэрри Коудли.
Сейчас, сейчас. Стакан мне так и не налили. Но я и без отрезвляюще-опьяняющего стакана очухался. Последние известия – холодный душ, нашатырь, бр-р-р! Вернулась способность соображать, разделять явь от видений, овнов от козлищ. Одной рукой я прикован к козлищу-Коудли, второй рукой намертво сжимаю чемодан с баксами. Какого овна еще ждать?! Скажи я им, где дискета, – освободят мне обе руки: и от Тэрри Коудли, и от четырех с лишком миллионов. На смену чемодану с баксами – миска баланды. В американских тюрьмах кормят не в пример лучше, чем в российских зонах, однако из этих двух зол я предпочту выбрать что-нибудь третье. Почему-то не верится в искренность спецслужб, сулящих свободу и капитал в обмен на дискету. Почему бы, а?! Да вот такой я простой парень!
– Борис Ельцин не сможет принять участие в официальном открытии Международного конгресса соотечественников вечером 19 августа. Так заявил нашему корреспонденту председатель оргкомитета конгресса Михаил Толстой. Было также сообщено, что программа конгресса в Свердловске, Новороссийске и Перми сворачивается, но не из-за положения в стране, а из-за того, что советская сторона отказалась принимать оплату за проезд в рублях. В настоящий момент на конгресс прибыло 800 человек из 15 стран. Утром 20 августа ожидается прибытие большой группы из США. Мы находимся в аэропорту Кеннеди, откуда в Москву отправится…
– Дискета! – напомнил Тэрри Коудли. – Без глупостей!
Он запоздал с предупреждением, мистер аккуратист. Он не был одинок, сопровождая меня, – и слева, и справа, и позади находились бравые ребята, чья принадлежность к Федеральному Бюро не оставляла ни малейшего сомнения. Да и впереди маячила могучая спина. Эдакая «коробочка». Говорю же: никак, ну никак американцы не предполагают самого худшего, дабы хоть защиту выстроить. Вот и теперь. Самое худшее – что? Самое худшее для них – непредсказуемость. А эти русские – сама непредсказуемость. Да, скифы мы! Да, азиаты мы!
Я, прицелившись, дал незатейливого, но крепчайшего пинка маячившей могучей спине – аккурат пониже той самой спины. Верзила сверзился – носом в пол. А я сделал рывок – шаг-другой-третий! И вот мы с Тэрри Коудли в толпе…
Толпа – человек тридцать-сорок. Сколько ни живи в Америке, русским останешься. Неизбежность толкучки там, где более двух русских, а тут их целых тридцать-сорок. Сколько ни взывай «в очередь, сукины дети, в очередь!», будет толпа. Эта толпа сплошь состояла из весьма и весьма пожилых ухоженных мистеров, осаждаемых таблоидами (толпой не меньшей, к слову). Смешались в кучу. Соотечественников я признал не только и не столько по торопливому бормотанию в микрофон различных таблоидов: «Мы находимся в аэропорту Кеннеди, откуда в Москву отправится…». Соотечественников я признал по реакции на вопрос микрофонного мальчика: «Ваше мнение о случившемся в Москве?». Рафинированный старикашка с остатками благородной седины вокруг благородной лысины, не выпуская из рук футляр контрабаса, рявкнул, сильно грассируя, тако-ое… Сам Ваня Медведенко позавидовал бы.