Его глаза зажглись голодным блеском, когда он увидел накрытый стол. Вике снова стало его жалко. Она испытывала то сложное, одновременно сострадательное и брезгливое чувство, с которым кормят бездомных животных.

– Садись, – коротко сказала она.

… Леший ел руками. А чего она ожидала, интересно? Что он примется изысканно орудовать ножом с вилкой? Да еще и смену приборов и тарелок запросит?

Кроме того, он чавкал и шумно хрустел хрящами. Ха-ха-ха, идиотка ты, Вика…

Она вообще-то собиралась поесть вместе с ним, но, увидев этот смачный, первобытный процесс поглощения пищи, раздумала. Ей было неприятно.

Она достала из холодильника пару йогуртов и съела их стоя, наскоро, чтобы утолить чувство голода.

– А ты что ж не кушаешь, мамзель?

– Я на диете, – соврала Вика.

Наконец процесс поглощения пищи был закончен. Бомж вытер пальцы о халат.

– Салфетка, – сказала Вика, – возле тарелки.

– Вот эта? – Леший развернул большую нарядную бумажную салфетку.

– Да.

Он поднес ее к лицу и шумно высморкался. Вика пришла в отчаяние.

– Салфетка, – с трудом сдерживая отвращение, отчеканила она, – служит для того, чтобы вытирать рот и руки во время еды. А после еды их моют. Если же тебе надо высморкаться, то для этого существуют носовые платки. В частности, бумажные. Вот коробка.

Она ткнула ему под нос картонную коробку с благоухающими, нежнейшими бумажными платками.

Леший посмотрел на нее смущенно.

– Так, эта… А какая разница?

Вика промолчала. В самом деле, какая разница? То бумага и это бумага. Во всех случаях отправляется в мусорное ведро после употребления. И зачем она пристала к человеку?

– Леший, ты сладкое любишь?

– А у тя есть? – заинтересовался он.

– Печенье? Мороженое? Конфеты?

– А варенье?

Вика достала из шкафчика две банки – клубничное и смородиновое – и подала розетку. Обе были начаты, и Леший без смущения отвинтил обе крышки. Вывалил себе в розетку из двух банок столько, что варенье чуть не потекло на стол, и принялся смаковать эту смесь с блаженным видом.

– Чай?

– Хорошо бы… – мечтательно произнес Леший.

Что ему это напоминает? Детство? Не всегда же он был бомжом… Когда-то жил с мамой и папой… Или в неполной семье? Но любовь к варенью, Вика была уверена, – это из детства.

Она налила чай в две чашки, решила все-таки присоединиться к Лешему под финал. Села напротив, но чувствовала себя неуютно. Словно она была в гостях, а не он.

– Ну, решила че-нить, мамзель?

Она медлила, и он вдруг спросил:

– Как тя величать-то?

Ужасно смешно. Старинно-литературное «величать» рядом с просторечным «тя».

– Вика.

– Это что же, Виктория будет?

– Виктория.

– Красиво. «Победа».

Надо же! Какие познания! Она уже хотела было съехидничать, как он вдруг спросил:

– И много ты напобеждала, Виктория?

Она растерялась. Не хватало только пуститься в обсуждение ее личной жизни с бомжом! Она уже приготовилась ответить холодно и сухо, но снова не успела. Леший, склонив голову набок, ответил за нее:

– Не слишком, надо думать… Раз к помощи бомжа решила обратиться. Ну, говори, че стряслось-то у тебя?

Вика вдруг, уловив теплую и какую-то очень душевную интонацию, растрогалась. Простые люди – вот такие уж простые, что дальше некуда, – они лучше чувствуют жизнь, наверное… В них нет фальши! Они говорят то, что думают, а к трудностям им не привыкать. И они знают, что такое взаимоподдержка!