— Нет! Любого! И скорее!

— Слушаюсь! — Козырнул офицер и, щелкнув каблуками, вышел вон. А спустя минут десять напряженной тишины в помещение вбежал запыхавшийся врач с встревоженным лицом.

— Ваше Императорское величество, — поклонился он. — Вам плохо?

— Не мне. Моему дяде, генерал-адмиралу Русского Императорского флота сделалось дурно. Полагаю, ему надлежит немедленно приступить к лечению и отдыху при особом питании.

— Ох… — выдохнул врач.

— Анамнез, — меж тем продолжил Император, — вызывает подозрение на фимоз головного мозга, вызванный ожирением совести.

— Что, простите? — Переспросил врач с совершенно непередаваемым выражением лица.

— Фимоз головного мозга, — повторил Император. — Насколько мне известно, при подозрении на такое заболевание рекомендуется изолировать больного от окружения, дабы не способствовать нервическим расстройствам. И особое внимание уделять рациону из овсянки и чистой родниковой воды, да и то — в небольших количествах.

— Вы полагаете? — С трудом сдерживая улыбку, переспросил врач.

— Во всяком случае, хуже не будет, — пожав плечами, произнес Император. — Так что, доктор, вся надежда на вас. Вручаю вам жизнь и здоровье моего любимого дядюшки. И проследите, чтобы все было исполнено надлежащим образом…

Не прошло и четверти часа, как генерал-адмирал с красным как помидор лицом отправился в свой дворец с запретом его покидать до окончания лечение. Диету, разумеется, соблюдать он не станет. Но это и не требовалось. Как оказалось, уже вечером о диагнозе Великого князя знал весь Санкт-Петербург…

Новый скандал. Новая сенсация. И вновь Император в центре внимания. И вновь удар по столь высоко сидящему сановнику. Да какой! К концу третьего дня от события вся страна уже смаковала новый диагноз генерал-адмирала и его прегрешения реальные и мнимые. Поэтому мало кто обратил внимание на небольшое, но очень важное событие, что произошло в тот же день в Санкт-Петербурге. А именно утверждение Императорского комиссариата Государственного контроля, во главе которого встал Победоносцев. Само собой, покинув пост обер-прокурора Святейшего синода.

Константин Петрович был знаковым человеком эпохи. Будучи наравне с Михаилом Катковым серым кардиналом правительства Александра III стоял всецело за контрреформы его предшественника. Воспитатель и усопшего монарха и новоиспеченного. Помимо управления «государственным православием» он играл ведущую роль в определении политики в области народного просвещения, национальном вопроса, а также внешней политике. Именно и был автором приснопамятного закона «о кухаркиных детях». Именно он стоял за разжиганием антисемитизма в России до совершенно удивительных высот, когда Империя могла похвастаться сомнительным превосходством в первенстве по погромам и прочим мерзким делишкам. Что, в конечном счете и определило самое деятельное участие этого этноса в подрывной, революционной деятельности.

В общем — кадр колоритный и без всякого сомнения удивительной разрушительной силы. Такого на пушечный выстрел к труду созидательному было нельзя допускать. Несмотря на красивые речи. При этом он не являлся врагом России, как и мерзавцем, что, подобно Посьету или Алексею Александровичу манкировали своими обязанностями. Нет. Он был абсолютно убежден в том, что поступает правильно… и потому злодействовал самозабвенно, энергично и с энтузиазмом. Наломав к 1889 году уже немало дров.