Ко Второй мировой войне мало что изменилось. Уже упомянутый исследователь советских лагерей для военнопленных австрийский историк С. Карнер пишет: «Несмотря на принятые меры к использованию контингента осужденных военнопленных, лагеря до самого их расформирования оставались убыточными».[19] Т. е. не в менталитете русских было заставлять пленных работать столько, сколько они сами работают, а тем более – больше себя. В главе «Корректировка образа врага» С. Карнер пишет: «Важным моментом для тех, кто был вынужден работать в Советском Союзе, был контакт с русским гражданским населением. Опыт совместной работы в промышленности, сельском хозяйстве и на шахтах в большинстве случаев вносил существенные изменения в образ «русского», созданный нацистской пропагандой. В особенности резко пропагандистскому образу врага противоречат взволнованные, доброжелательные рассказы бывших военнопленных о жизни и о значении русской женщины в семье и в обществе, а также о «простых русских». В памяти многих навсегда остались и каша, которой с ними делились русские, и предложенная папироска или еще какой‑нибудь поступок – все это создавало новый для многих образ «русского», который даже в экстремальной ситуации, будучи сам на грани жизни и смерти, когда нет ничего лишнего, делится последним».[20]
Конрад Лоренц, немецкий военнопленный
Примерно о том же пишет С. Г. Кара‑Мурза в другой своей книге, передавая рассказ не простого немца, а лауреата Нобелевской премии.
«Да вот маленький эпизод: рассказ Конрада Лоренца в изложении его английского биографа А. Нисбетта о том, как он попал в плен под Витебском в июне 1944 года. Он брел ночью, стараясь выйти из окружения и ориентируясь по направлению огня советских войск. После того, что он видел в оккупированных областях Белоруссии, попадать в плен к русским ему не хотелось. Наконец впереди показалась траншея, откуда стреляли по русским. Значит, там немцы. Биограф пишет:
«…Он побежал к ней, крича: «Nicnt schissen! Deutscher Soldat!» – и люди в траншее прекратили огонь. Глубоко вздохнул и подбежал к траншее – и тут увидел, что на солдатах, которые его приветствовали, советские каски. Русские стреляли друг в друга. Опять бросился бежать, пуля ударила ему в левое плечо. В конце концов оказался на пшеничном поле и, не выдержав напряжения, заснул. Разбудили его советские солдаты, которые кричали: «Котт heraus, Kamerad!» («Выходи, приятель!») «Со мной обошлись очень хорошо», – вспоминает Лоренц. Один из солдат, который был в последней траншее, узнал его и объяснил, что произошло: русские сделали бросок, чтобы не дать немцам просочиться из окружения, и концы клещей сомкнулись так быстро, что люди не разобрались и начали стрелять друг в друга.
…В лагере для военнопленных советские не проявили враждебности к Конраду… По его мнению, советские никогда не были жестокими по отношению к пленным. Позже он слышал ужасающие рассказы о некоторых американских и особенно французских лагерях, в то время как в Советском Союзе не было никакого садизма. Лоренц никогда не чувствовал себя жертвой преследования, и не было никаких признаков враждебности со стороны охранников».