— Понятно, — кивнул я. — Везде всё то же самое.

— Сколько пара подков стоит? — поинтересовался капитан и предложил: — Давай заплачу.

— Ладно… Не буду наживаться на собрате, — усмехнулся я, возвращая алебарду просиявшему парню. Окинув взглядом капитана, спросил: — Кавалерист?

— Было, — кивнул тот. — Сам-то из каких будешь?

— Тяжелая пехота.

— Наемник?

— Из птенцов Рудольфа, — ответил я.

Его величество король Рудольф — властитель Фризландии, Моравии и Полонии, имевший все права считать себя императором (но почему-то медливший заявить права на титул), был рачительным хозяином. В отличие от соседей, исходивших из правила, что «наемник — есть мясо, которое нужно пихать, пихать и пихать в глотку войны, пока та не захлебнется», добряк Руди полагал, что наемник — прежде всего деньги. А деньги, как известно, любят счет. Нет-нет, король не призывал экономить на «псах войны», тем более на новобранцах: пять лет службы (если доживал до этого времени) делали солдата состоятельным человеком. Но король говорил, что дешевле подготовить одного хорошего наемника, нежели трех плохих. И если в соседних королевствах на «отбраковку» новобранцев (смерть, увечья, дезертирство) военная канцелярия закладывала от тридцати до пятидесяти процентов, то Руди требовал, чтобы смертность во время учебы составляла не более пяти… Наш король был реалистом, понимающим, что во время обучения может быть все. Нам же это давало призрачную надежду выжить хотя бы в учебном лагере.

Офицеры и сержанты, готовившие «топливо» войны, были ограничены в методах обучения: запрещалось калечить или убивать новобранцев, но в остальном руки и ноги «учителей» были развязаны. Тем более что искомая цифра «пять процентов» позволяла избавляться от чересчур тупых или склонных к беспорядкам. Опять-таки король считал, что ежели ты солдат — то должен заниматься военным делом сутра и до вечера. Все хозяйственные и бытовые проблемы, начиная от готовки еды, уборки территории и вывоза содержимого сортиров, должны решать «слабосильные», которые и служили дольше, и получали меньше.

На следующий день после прибытия нас подняли ни свет ни заря и выгнали из казарм. Там, под командой сержантов, мы принялись бегать вокруг лагеря, наматывая круг за кругом. Кто-то падал, не выдерживая темпа, но большинство выдержало. По моим подсчетам это заняло около часа. Сержант, бежавший рядом с нами, даже не вспотел. Он назвал эту пытку «нагуливанием аппетита» перед завтраком, а потом пообещал, что завтра мы встанем еще раньше, а бегать будем еще дольше…

Дальше был завтрак. Простой и сытный: каша с мясом, кусок хлеба и — ни капли спиртного! Полчаса свободы на «утряску» еды и снова учеба. Учили правильно бегать, далеко прыгать, драться руками и ногами. Обед — каша гороховая с мясом, овощи и хлеба, сколько влезет. Час на отдых. И опять все сначала, до вечера. Ужин (рыба, крупа, что-нибудь сладкое) — и опять, до девяти часов. Час на личные дела (можно сходить на кухню, где всегда давали что-нибудь пожевать) и сон.

Нас учили владеть самым разным оружием — от меча и до крестьянского цепа. Но главное — мы должны были оставаться в живых, убивая как можно больше.