Так я и сделал. Пропустив несколько выступлений на Оззфесте, я вышел на сцену 22 августа в Денвере. Я был весь на нервах, никому не разрешал говорить о раке. У меня сносило башню, как только слышал слово на «р». Однако несколько дней спустя, когда мы были в другом городе — не спрашивайте в каком — посреди концерта подумал: «Да пошло оно все к ебеней фене! Я не могу притворяться будто ничего не происходит!». Ну и ору в толпу:

— Я хочу сказать вам в каком состоянии находится Шарон. У неё всё в порядке и она победит этот рак. Порвёт ему задницу, на хрен!

Толпа забилась в экстазе. Клянусь Богом, они придали мне сил. Это был волшебный момент. Меня всегда удивляла энергия людей, направленная на что-нибудь позитивное. Через несколько дней я пошел к физиотерапевту, потому что начались какие-то проблемы со спиной.

— Послушайте, что я вам скажу — говорит доктор. — Вы напуганы, но я хочу вам сказать, что у меня десять лет назад было то же, что сейчас с вашей женой. И я выздоровел.

— Вы прошли курс химиотерапии? — спрашиваю я.

— Обошлось без неё.

Это была первая позитивная информация относительно болезни Шарон. По крайней мере, первая оптимистичная, которая до меня дошла. В моём понимании, рак был смертным приговором. И так, наверное, думали тогда многие. Говорили: «Нам жаль слышать такое о Шарон» — и отводили взгляд, как будто было ясно, что она умирает. Но этот парень был другим, благодаря ему я моментально поменял своё отношение раз и навсегда.

Как оказалось, он был прав. После химиотерапии выяснилось, что рак был окончательно уничтожен.

Помню, однажды, прихожу в больницу, а там один из врачей обращается ко мне:

— Доступным для вас языком я должен сказать, что ваша жена будет бороться с последствиями химиотерапии так же долго, как боролась с раком.

— А теперь послушайте, что я вам скажу — отвечаю я. — Как только вы ей сообщите, что анализы в порядке, она свалит отсюда в ту же секунду. И никто её не остановит.

— Не хочу с вами спорить, мистер Осборн — ответил доктор. — Но поверьте мне, у Шарон сил на подвиги не хватит.

Через неделю её выписали. И она рванула оттуда так, что дым столбом.

Когда мы начинали записывать «Семейку Осборнов», Шарон не разговаривала с отцом уже практически двадцать лет. Что было довольно печально, потому что я знал, что где-то в глубине души она любит своего старика. Но после того, что он натворил, Шарон перестала с ним разговаривать. Даже сказала детям, что их дедушка погиб во время войны, хотя они довольно быстро узнали правду. В общем, помню тот день: сидим в машине, едем по Беверли Хиллз, вдруг Шарон тормозит, разворачивается в неположенном месте и останавливается возле кулинарии «Nate 'n Al's».

Ни у кого не было времени спросить, что ей взбрело в голову, как она высовывается в окно и орёт:

— Мудак! Сраный мудак!

Вижу, на улице стоит Дон. Тотчас понеслась ругань в ответ. Помню также, как он подходит к машине, наклоняется, его отделяют считанные сантиметры от лица Шарон и он называет её «ёбаной шлюхой». Шарон ударяет по газам, и мы срываемся с места, оставляя его кашлять и давиться в клубах черного дыма из-под колёс.