Ещё раз внятно сказав Абдулу, что от него требуется, я покинул номер Андерсена.

Вот так всего ничего, а час-то прошёл. Как там с моей партией?

С моей партией всё в порядке: Фишер просто подозвал судью, часы остановили и партию отложили. И партию Ульмана с Андерсеном тоже отложили. А остальные закончились вничью: взволнованные происходящим, гроссмейстеры решили судьбу не искушать. Трудно сосредоточиться, когда игрок за соседним столиком теряет сознание.

Меня позвали в судейскую комнату.

Вот она, тяжкая ноша самаритянина: другие отдыхают, болтают, пьют кофе, а я мало что не завершил партию, так вот теперь к судье зовут. Пустяки? Только не на шахматном турнире. Любая мелочь может сбить настрой.

Мне нередко приходится общаться с писателями — по делам «Поиска». Они жалуются, что их не понимают. Особенно домашние. Мол, ты всё равно сидишь дома, сходи в прачечную, за хлебом, или внука из садика забери, тебе, мол, полезно будет отвлечься на часок-другой. Не понимают, что написание романа или даже небольшого рассказа требуют человека целиком, что если человек не ходит на службу, а работает дома, то он не свободен весь день, а весь день занят. Даже когда чистит зубы — занят.

То ж и шахматист в игровой день.

Меня встретили директор турнира господин Бадави и главный судья господин Шмидт. Встретили как доброго друга. Предложили кофе.

— И что же случилось с господином Андерсеном? — спросил меня Бадави после того, как от кофе я вежливо отказался. — Надеюсь, ничего ужасного?

— С Андерсеном случился солнечный удар.

— Он нуждается в экстренной госпитализации? Мы можем немедленно вызвать самолет.

Я вспомнил, как ехал от аэродрома в отель в раскаленном автобусе. Только этого Андерсену и не хватало.

— Нет, экстренная госпитализация не требуется.

— А сможет ли господин Андерсен вернуться к игре, и если да, то как скоро?

— Не знаю. Я не доверенный врач Андерсена и не официальный врач турнира, у меня нет полномочий решать подобные вопросы.

— Но каково ваше мнение?

— Полагаю, ответ на это можно будет дать через два-три дня. Но я очень удивлюсь, если Андерсен покинет турнир. Он боец, и вернется в строй, — о том, что побудительным мотивом продолжения участия является крупный приз даже за последнее место, упоминать не стал. И так ясно.

— Благодарю, вы нам очень помогли, — сказал господин Бадави.

И я пошел в ресторан. Перед игрой я ничего не ел, только кофе с рахат-лукумом, но сейчас время пришло. Десять недель, тут режим — вещь обязательная, иначе пойдешь вразнос и до финиша доберешься в жалком состоянии.

Другие, видно, думали так же — все были в ресторане. Кроме Андерсена, естественно.

Спасский замахал рукой, приглашая за стол, где он уже сидел с Карповым. Русская фракция. Я подошел: стол большой, места всем хватит.

— Что с Ульфом? — Спасский сыграл немало турниров, со многими на короткой ноге.

— Солнечный удар.

— Играть будет?

— Вероятно. Но следующий тур пропустит. Может, даже два тура.

— Это ничего, турнир длинный. Могут минусы записать, а могут в дни доигрываний пропущенные партии поставить. Как решит турнирный комитет.