Потом жеребьевка.
Фишер! Карпов! Спасский! Ларсен! Портиш! Бирн! Хюбнер! Андерсен! Смейкал! Мекинг! Горт! Любоевич! Ульман! Георгиу! Тимман! И, наконец, встречайте — Чижик!!!
Встретили.
Турнир да, турнир собрал самый сильный состав за всю историю шахмат. Средний рейтинг две тысячи шестьсот сорок, шестнадцатая категория. Мог бы и выше быть, будь здесь Петросян, Корчной, Геллер, Полугаевский, Таль вместо Тиммана и его команды. Но это получилось бы первенство Советского Союза, а у организаторов — вернее, Организатора — другие планы. Лучшие шахматисты выбрали Ливию, а не Израиль!
Выбрали, да. За такие-то деньжищи. Да вот хоть меня взять! Что бы я выбрал, будь у меня выбор: поехать на шахматную Олимпиаду практически забесплатно (Спорткомитет, конечно, за победу дал бы премию, но небольшую), или поехать на турнир, где играют Фишер, Карпов, Спасский, Мекинг и Чижик? И где даже за последнее место приз — тридцать тысяч? Но каждый-то надеется занять место повыше. Например, шестое место — двести тысяч долларов! Огромные, действительно, огромные деньги. Хотя… Смейкал и Горт — из братской Чехословакии, Ульман — из братской Германской Демократической Республики, Портиш — из Венгрии, Георгиу — из Румынии, Любоевич — из Югославии… Ладно, о Югославии всяко говорят, но остальные то — из братских соцстран. Как там они с призовыми? По десять тысяч себе, остальные бонами, сертификатами, чеками? А есть ли в Венгрии «березки» или что-то подобное? А в Румынии? А в Германской Демократической Республике? Нужно бы спросить. И спрошу. Нам тут две с половиной месяца соревноваться. Пуд не пуд, а килограмм-полтора соли мы вместе съедим. А помножить на всех шахматистов — пуд и получится. Даже больше.
Потом…
Потом от имени организаторов всех пригласили на торжественный ужин. Вот почему в ресторане никого не было — не хотели перебить аппетит.
Народ потянулся в ресторан. Нет, не все. Снимавшие сюжет поспешили на выход, туда же и ливийские чиновники.
— На самолет спешат, — сказал Спасский. Он подошел ко мне и встал рядом.
— На самолет?
— Да, летят в Бенгази. Там срочно проявят пленку и запустят в вечерний выпуск новостей. Остальным придется есть с рук ливийского телевидения. Умно придумано, — он протянул руку, и я её пожал.
Давным-давно, три года назад, он шибко на меня рассердился. Считал, что я подсидел Кереса, хитростью и неправдой занял его место на чемпионате Союза. Даже хотел наказать выскочку, в королевском гамбите. Ту партию я выиграл, выиграл и чемпионат, а потом много чего еще, и Спасский со мной примирился. Ну вот есть такой Чижик, что ж поделать. И теперь мы общаемся вполне корректно, и даже порой бываем на одной стороне в спорах об истине.
— Вы здесь давно, Борис Васильевич? — спросил я.
— Четвертый день. По совету Ботвинника приехал загодя, чтобы привыкнуть к месту.
— И как, привыкли?
— Скорее да, чем нет. Если гулять только утром и вечером, то ничего страшного. Днём, конечно, жарко, в тени под пятьдесят, но зачем стоять в тени? А в отеле хорошо. И даже есть бассейн.
— А как тут с химчисткой, прачечной?