А чем юная провинциалка так покорила знаменитую балерину? Вероятно, своей яркостью, молодостью и целеустремленностью — Екатерина Гельцер искренне восхищалась своей протеже и любила говорить в своем неподражаемом стиле: «…Какая вы фэномэнально молодая, как вам фэномэнально везет!» И когда Раневская стала знаменитой актрисой, Гельцер не только не испытала зависти или чувства соперничества, а наоборот полюбила ее еще сильнее, и не раз повторяла, как она гордится тем, что они подруги.

Оказавшись в Москве, Фаина искренне наслаждалась жизнью и все свое время посвящала театру.

Она была молода и полна надежд, поэтому первые профессиональные неудачи не поколебали ее жизнерадостности и веры в будущее. К тому же, благодаря знакомству с Екатериной Гельцер, она сразу оказалась в самой гуще московской богемной жизни и своими глазами видела многих знаменитостей того времени, в том числе, например, самого Владимира Маяковского.

Конечно, пока она была всего лишь восторженной наблюдательницей, перед глазами которой разворачивалась жизнь знаменитых артистов, писателей и музыкантов. Но ей было всего двадцать лет, и она знала, что у нее все еще впереди.

А каждый вечер Фаина ходила в театр. Денег у нее разумеется не было, но ведь она не зря стала одной из величайших актрис XX века. Вот и тогда она проникала в лучшие театры Москвы благодаря своему пока еще непризнанному таланту. Подходила к окошку администратора, делала невинно-жалобное лицо и проникновенно говорила, что она — провинциальная артистка, никогда в жизни не бывавшая в хорошем театре. Администраторы ей верили и пускали из жалости, посмотреть на игру великих актеров.

Правда, такой фокус можно было проделать в каждом театре лишь один раз — лицо Раневской было слишком запоминающимся, и второй раз ее уже узнавали.

В том же 1915 году Раневская познакомилась с Мариной Цветаевой.

Встретились они конечно же благодаря Екатерине Гельцер, которая имела привычку всюду возить с собой Фаину и представлять ее своим друзьям и знакомым.

С Цветаевой у Раневской не возникло той глубокой нежной привязанности, которая связывала ее с Вульф, Гельцер или Ахматовой, но тем не менее, они сдружились и потом много лет общались и даже поверяли друг другу секреты, которые не всем могли рассказать. Так например, она куда больше многих знала об отношениях Цветаевой с поэтессой Софией Парнок — отношениях, вызывающих осуждение общества, но совершенно не шокировавших совсем молодую тогда Раневскую. Она уважала любую любовь, и сочувствовала «русской Сапфо», как называли Парнок.

У Цветаевой она научилась всегда уважать творчество, даже если оно выглядит не слишком понятным и даже смешным. «Однажды произошла такая встреча, — вспоминала она, — в пору Гражданской войны, прогуливаясь по набережной Феодосии, я столкнулась с какой-то странной, нелепой девицей, которая предлагала прохожим свои сочинения.

Я взяла тетрадку, пролистала стихи. Они показались мне несуразными, не очень понятными, и сама девица косая. Я, расхохотавшись, вернула хозяйке ее творение. И пройдя далее, вдруг заметила Цветаеву, побледневшую от гнева, услышала ее негодующий голос: «Как вы смеете, Фаина, как вы смеете так разговаривать с поэтом!»».