— Мы сразу же начнем делать торт, как только вернемся домой, — продолжала уговаривать детей женщина.

— Можно я буду помогать? — спросил один из мальчиков.

— А я?

— Будем делать вместе, а затем приготовим желе и сэндвичи. Когда Бэрри придет навестить нас, у нас уже все будет готово. Скоро ему будет двадцать один год. Это особенный день рождения. Он будет очень счастлив. Мы приготовим настоящий сюрприз.

И дети принялись распевать «Happy Birthday».

Когда вновь загорелся зеленый, Рэй повернул налево. Женщина объясняла своим детям, что они будут делать, во всех деталях, и постепенно они сосредоточились на этом, задавая бесконечные вопросы — двое маленьких гербертов в старых рубашках, только что остриженные. Ничего, что они так докучали, Рэй начинал подумывать даже, что неплохо было бы устроить вечеринку с сюрпризом для дяди. Ему не верилось в то, что Терри вскоре стукнет пятьдесят — настоящий шок, но он был в добром здравии, всегда держался молодцом и выглядел на десять — пятнадцать лет моложе. Все дело тут в генах. Рэй и сам должен был скоро разменять четвертый десяток, но он никогда не чувствовал себя так хорошо. Напротив, он даже ждал, когда годы смягчат его — чем раньше, тем лучше. Его дядя всегда отличался добродушием. Он мог держать себя в руках. Он постиг свою силу и оставался спокойным под давлением извне. Парни уважали его, и так было всегда. Терри Инглиш был джентльменом.

Один из мальчиков встал между сиденьями.

— Осторожнее, — предупредил его Рэй. — Если мне придется затормозить, ты улетишь.

— Не страшно.

Рэй улыбнулся. Этот мальчишка ему кого-то напоминал.

— Страшно будет, когда улетишь и разобьешь голову о приборную доску.

— А можешь ехать побыстрее? — спросил на это парень.

— В этой развалюхе? — засмеялся Рэй. — Вряд ли.

— Бьюсь об заклад, ты можешь.

— В новой машине смог бы.

— Почему же у тебя нет новой?

— Может быть, когда-нибудь будет.

— У меня будет быстрая машина, когда я подрасту. Никак не могу дождаться.

— Лучше оставайся ребенком так долго, как только сможешь. Прекраснейшие годы твоей жизни. А теперь садись давай.

Мальчик послушался, и Рэй тут же остановился — какой-то водитель-ученик никак не мог справиться с разворотом. Это было глупостью, но он чувствовал вину перед водителем — женщиной средних лет, обернутой в яркое сари. На ее лице читалась озабоченность. Она остановилась, и Рэй улыбнулся ей, ожидая, пока она успокоится.

Он вспомнил, как однажды в молодости Терри завалился в паб с Хокинзом и всей своей шайкой и как он, Рэй, раздулся от гордости, когда они остановились у барной стойки рядом с ним. Терри не был отчаянным рубакой, но и простаком его назвать было нельзя. Он стал дразнить племянника, когда тот подался в скинхеды, приговаривая, что парень скорее похож на панка, слушающего Oi!. Рэй тогда одевался в свою любимую летную курку и черные «мартинсы», а голову выбривал до блеска. Это была новая по тем временам разновидность скин-прически. Музыка тогда уже успела уйти на миллион миль от реггей первых скинхедов, но он знал, что дядя доволен хотя бы тем, что Рэй не стал гризером