До рассвета оставалось больше часа, когда «Изумруд» самым малым ходом вышел в видимость острова. Даже без ноктовизоров и радиолокаторов его горбатый, скошенный к северу массив отчётливо проектировался на фоне едва-едва посветлевшего неба.
Уже по обычному радиотелефону Катранджи вызвал своего помощника.
– Мы подходим, у вас всё в порядке?
– Всё в полном порядке, эфенди. Грузчики ждут, как только вы подойдёте к причалу, сразу начнём.
– Скажите, пусть прямо сейчас посигналит, – подсказал Кирсанов. – Три длинные вспышки, две коротких, одна длинная…
– Зачем это? Будем подходить, свой прожектор включим.
– Сделайте, как я прошу, – не меняя интонации, сказал Кирсанов, и у Ибрагима пропало всякое желание спорить.
Не прошло и минуты, как, видимый даже без ПНВ, с вершины скалы, на которой располагался хозяйский дом, мигнул сильный фонарь.
– Ну что, вы довольны?
Кирсанов посмотрел на Басманова, потом на валькирий.
– Ну? Кто самый умный?
Кристина была готова первой, но из субординации сначала посмотрела на Басманова. Не пожелает ли сам ответить.
Михаил разрешающе кивнул.
– Что-то не сходится. Ответ пришёл слишком быстро – раз. И дан сильным армейским фонарём – два. Штатский человек, получив такой приказ, скорее, поднялся бы на верхний этаж и просто пощёлкал выключателем. Здесь глухое место и частная территория, от кого таиться? А вот кадровый военный, спецназовец или морпех чисто инстинктивно отреагировал бы именно так…
– Молодец, поручик, – с непонятной улыбкой сказал Кирсанов. – Ваш секретарь долго в армии служил?
– Совсем не служил. Он по другим вопросам. Но стреляет хорошо…
– А ваша охрана?
– Я вас понял, – подобрался Ибрагим. – Ну, дети поганого пса и портовой шлюхи (более резко в обществе девушек Ибрагим выражаться не стал, хотя и умел). Охрана – очень хорошие бодигарды и убивать обучены. Но не солдаты, нет… Значит…
– Пока ничего не значит, – пожал плечами Кирсанов. – Просто некто не сильно умный, значит, не разведчик, а вояка просто, отреагировал инстинктивно. Чтобы противник ничего не заподозрил, нужно исполнить требуемое как можно быстрее и чётче, такая у него логика.
– Так, может, дать прямо на огонёк главным калибром? – предложил с интересом прислушивающийся к словам специалиста капитан Белли. – Один снаряд – и всё, противник обезглавлен…
Кирсанова он весьма уважал как одного из своих спасителей, подобравших его замерзающим зимой двадцать первого года на перроне Омского вокзала[153]. Да и просто как человека, не скрывавшего своего острого неприятия замаскированного союза с «троцкистами». Владимир тоже ненавидел большевиков лютой ненавистью, и чувство это за минувшие шесть лет нисколько не угасло.
– Что вы, что вы! – перепугался Катранджи. – Мы же пока ничего точно не знаем. Да если вообще придётся стрелять, попрошу делать это очень аккуратно и по возможности мимо виллы. Там только подлинников картин на сотню миллионов. И библиотека редкой ценности.
– Придётся, Иван Романович, как бы ни хотелось этого избежать. Чутьё жандармское подсказывает. Не поверите, с конца шестнадцатого года у меня такое отвратительное настроение всё время было, что в феврале семнадцатого даже полегчало. И сейчас почти то же самое.